Черный разрушитель

Вне себя от возбуждения, я зашагал по деревянному тротуару. Дважды навстречу мне попадались прохожие: сначала мужчина, потом женщина. Они посмотрели на меня, как я сейчас понимаю, с изумлением, но тогда я едва обратил на них внимание. И только когда на узком тротуаре чуть не столкнулся с двумя женщинами, я оправился от охватившего меня волнения и понял, что передо мной и в самом деле живые, из плоти и крови, люди самого начала двадцатого века.

На женщинах были длинные, до земли, юбки, шуршащие при ходьбе. День выдался теплый, но, вероятно, недавно прошел дождь: на подолах юбок виднелась засохшая грязь.

Женщина постарше взглянула на меня и сказала:

«О, Джозеф Мэйнард, значит, вы все-таки успели вернуться к похоронам вашей бедной матушки. Но что это за диковинная одежда на вас?»

Девушка рядом с ней не произнесла ни слова. Она просто стояла и смотрела на меня.

У меня чуть было не сорвалось с языка, что я вовсе не Джозеф Мэйнард, но я вовремя спохватился. Кроме того, я вспомнил запись в дедушкином дневнике от 18 мая:

«Встретил на улице миссис Колдуэлл с дочерью Мариэттой. Она страшно удивилась, что я успел вернуться к похоронам».

Слегка ошарашенный таким развитием событий, я подумал: «Если это и есть миссис Колдуэлл и это именно та встреча, то…»

А женщина между тем продолжала:

«Джозеф Мэйнард, я хочу представить вам мою дочь Мариэтту. Мы только что говорили с ней о похоронах, правда, дорогая?»

Девушка продолжала смотреть на меня.

«Разве, мама?» — спросила она.

«Ну конечно, неужели ты не помнишь? — запальчиво произнесла миссис Колдуэлл. Затем добавила торопливо: — Мы с Мариэттой уже приготовились к завтрашним похоронам».

«А мне казалось, — спокойно заметила Мариэтта, — что мы договорились назавтра поехать на ферму Джонса».

«Мариэтта, как ты можешь такое говорить? Это на послезавтра. И вообще, если даже я и договорилась, придется все это отменить».

Она, казалось, вновь полностью овладела собой.

«Мы всегда были так дружны с вашей матушкой, мистер Мэйнард, правда, Мариэтта?» — дружелюбно добавила она.

«Мне она всегда нравилась», — сказала Мариэтта, сделав почти неуловимое ударение на первом слове.

«Ну, значит, увидимся завтра в церкви в два часа, — торопливо произнесла миссис Колдуэлл. — Пойдем, Мариэтта, душечка».

Я отступил назад, давая им пройти, затем обошел квартал кругом и вновь очутился в своем доме. Я обследовал его сверху донизу в смутной надежде найти тело усопшей, но о нем явно уже позаботились.

Мне стало не по себе. Моя мать умерла в 1963 году, когда я находился в далеком Вьетнаме, и ее похоронами занимался адвокат нашей семьи. Сколько раз душными ночами в джунглях воображение рисовало мне картину безмолвного дома, где она лежала больная! То, что происходило сейчас, было очень похоже на то, что я ощущал тогда, и это сравнение меня угнетало.

Я запер двери, завел часы, опустил гирьку до отметки 1966 и вернулся в собственное время.

Ощущение мрачной атмосферы смерти постепенно отпустило меня, зато взволновала следующая мысль: действительно ли Джозеф Мэйнард вернулся домой 18 мая 1904 года? А если нет, то к кому тогда относилась запись от 19 мая, сделанная в дневнике дедушки:

«Был сегодня на похоронах и опять разговаривал с Мариэттой».

Опять разговаривал! Вот что там говорилось. А так как в первый раз разговаривал с ней именно я, значило ли это, что я также буду и на похоронах?

Весь вечер я провел за чтением дневника в поисках какого-нибудь слова или фразы, которые подсказали бы мне, что я на верном пути. Я не нашел ни одной записи, в которой бы говорилось о путешествии во времени, но после некоторых размышлений понял, что в этом нет ничего удивительного: ведь дневник мог попасть в посторонние руки.

Я дошел до того места, где Джозеф Мэйнард и Мариэтта Колдуэлл объявили о своей помолвке, а чуть позже до записи под одной из дат:

«Сегодня женился на Мариэтте!»

Мокрый от пота, я отложил дневник в сторону.

Вопрос заключался только в одном: если речь шла именно обо мне, то что произошло с подлинным Джозефом Мэйнардом? Неужели единственный сын моих прародителей погиб на какой-то из американских границ, и об этом так никогда и не узнали в его родном городе? С самого начала это показалось мне наиболее правдоподобным объяснением.

Я был на похоронах. Теперь у меня не оставалось уже никаких сомнений: я был единственным Мэйнардом, который там присутствовал, разумеется, если не считать моей покойной прабабушки.

После похорон у меня состоялся разговор с адвокатом, и я официально вступил во владение наследством. Я распорядился о покупке акций на землю, которые полвека спустя дали нам с матерью возможность не сдавать комнаты внаем.

Теперь предстояло обеспечить рождение моего отца.