Вот только отрубленные головы не умеют думать, а Март прекрасно осознавал себя. Ρазве что ни черта не понимал, что происходит.
И нет, это была не коробка, потому как где-то вдалеке громко хлопнула дверь и еще способной чувствовать щеки коснулся холодок сквозняка. Кажется, кто-то заговорил. Но то ли этот голос находился так далеко, что Мартину не удалось разобрать ни слова. То ли шум крови в голове настолько перекрывал другие звуки.
Позвать на помощь? Οн был уверен, что открыл рот, но оттуда не вырвалось и звука. Значит, стон ему только почудился, или?..
На сей раз болью прострелило висок, и мысль уплыла,так и не оформившись.
Очереднoй приступ миновал, и снова стало легче дышать. Однако ничего не изменилось: темнота, сквозняк и полное онемение тела.
Спокойно, только не паниковать…
Март попытался сосредоточиться, несмотря на боль в голове. Что последнее он помнит? Они поговорили с Гилбертом,тот попрощался, обещал написать Корнелии, что с ее супругом все в порядке и чтобы не верила глупым слухам – вернется и все объяснит. Поллоу отвесил очередную глупую шутку про неверных мужей, Мартин незло послал его к черту и – провал.
Вроде бы помощник все-таки ушел, повернулся ключ в замке…
Да, это он помнил. А потом резко потянуло в сон, голова стала тяжелой и…
А вот после этого уже провал.
Все это время Мартин отчего-то думал, что его арестовали, чтобы не мешался под ногами, чтобы выиграть время, пока он взаперти – боги знают для чего, но тем не менее. А оказалось, его посадили под замок только для того, чтобы, когда за ним придут, он не смог оказать сопротивления и улизнуть, как это случилось в лесу.
Чай, чтоб его. Ну конечно!
Чертов чай, который не пах ничем. С первого же приема пищи в камере Март выливал это пойло в канализацию. Не то чтобы что-то подозревал, просто не хотел пить эту дрянь со странным осадком. А оказалось…
Случилось бы то, что случилось, в первую же ночь после его ареста, выпей он «чай» сразу? Наверняка.
Захотелось выругаться вслух, смачно и грубо. Но голос не слушался, а тела все так же словно не существовало.
И паника теперь совершенно бессмысленна, потому что ему точно не отрубили голову, а он не ослеп и не получил неожиданный паралич – всего лишь руны. Кто-то усыпил его, пoхитил и нанес руны – рядом, либо прямо на тело или одежду. И пока этот кто-то не порвет рунную цепь, можно пытаться кричать или биться в безмолвной истерике – ничего не помоҗет.
А ещё Мартин вдруг вспомнил, что не только читал о таких рунах в запретных книгах, но и слышал однажды об их применении своими ушами: один из сообщников Виты на допросе рассказывал, что как-то раз она оплела ими предателя, и тот лежал посреди лагеря в окружении кучи людей, но никого не слышал и не видел, пока не умер от голода и жажды.
С губ сорвался нервный, обреченный и до отвращения беззвучный смешок.
Если это все-таки его сестра,и она его не добьет, то ему впору пойти и повеситься на дверях гильдии, как та обезумевшая от горя вдова.
Потому что он идиот.
***
Мартин не знал, сколько так просидел. Просидел же? Тело не ощущалось, а глаза ничего не видели,тем не менее под затылком не было твердой поверхности и он свободно мог повернуть голову из стороны в сторону. Значит, сидел? Стоял?
В любом случае прошло не меньше нескольких часов, когда щеки снова коснулся сквозняк, а далекие голоса вернулись. Правда, вернулись, как и прежде – каким-то невнятным гулом, в котором невозможно было разобрать слов.
Кто-то оказался совсем рядом – Март снова ощутил двиҗение воздуха. А затем чья-то рука надавила ему на затылок, вынуждая склонить голову к груди, и холодные пальцы коснулись шеи сзади; потерли, убирая с кожи руну.
А в следующую секунду мир вокруг вернулся, наполнился светом, звуками и запахами: в нос ударила вонь плесени и затхлого воздуха, послышались шаги и мужские голоса. Подбородок упирался в грудь, а волосы, растрепавшись, завесили лицо, поэтому, когда Март открыл глаза, взгляд уперся в пуговицу рубашки – он действительно сидел, судя по всему, на cтуле с руками, заведенными за спинку. Но, несмотря на то что ощущения в теле отсутствoвали напрочь, само оно было на месте, в прежней одежде и, на первый взгляд, без каких-либо увечий.
А потом обладатель холодных рук, держащийся позади и потому не попадающий в зону видимости, больно впился пальцами в волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову назад.
По глазам резанул свет висящего совсем рядом на стене факела. Мартин моргнул, привыкая к свету, а когда вновь распахнул глаза, наконец рассмотрел склонившееся над ним лицо…
Волосы-спиральки, высокие скулы, темные миндалевидные глаза и большой тонкогубый рот, искривленный в самодовольной, сытой, как у кошки, улыбке.
– Ну что, красавчик, вот и встретились? – промурлыкала Жиль, склонившись к его лицу так близко, что ее дыхание защекотало кожу. – Скучал по мне? Вспоминал?
О нет, он не будет вешаться сам. Но вздернет кого-то другого. С превеликим удовольствием.