Черный тюльпан. Капитан Памфил. История моих животных

— Мой милый друг, я очень любил цветы. Это было в то время, когда я не знал, как можно любить что-либо другое. О, не краснейте, не отворачивайтесь, Роза, если бы я даже признавался вам в любви, все равно, милое мое дитя, это не имело бы никаких последствий. Там, на площади Бейтенгофа, лежит стальное орудие, и через шестьдесят минут оно покарает меня за эту дерзость. Итак, я любил цветы, Роза, и открыл, как мне, по крайней мере, кажется, тайну большого черного тюльпана: вырастить его до сих пор считалось невозможным, и за него, как вы знаете, а быть может, не знаете, обществом садоводов Харлема объявлена премия в сто тысяч флоринов. Эти сто тысяч флоринов, — видит Бог, что не о них я жалею, — находятся в этой бумаге. Они выиграны тремя луковичками, завернутыми в нее, и вы можете взять их себе, Роза. Я дарю вам их.

— Господин Корнелиус!

— О, вы можете их взять, Роза. Вы этим никому не нанесете ущерба, дорогое дитя. Я одинок во всем свете. Мой отец и мать умерли; у меня никогда не было ни сестры, ни брата; я никогда ни в кого не был влюблен, а если меня кто-нибудь любил, то я об этом не знал. Впрочем, вы сами видите, Роза, как я одинок: в этот час только вы находитесь в моей камере, утешая и поддерживая меня.

— Но, сударь, сто тысяч флоринов…

— Ах, будем серьезны, дорогое дитя, — сказал Корнелиус. — Сто тысяч флоринов составят прекрасное приданое к вашей красоте. Вы получите эти сто тысяч флоринов, так как я уверен в своих луковичках. Они будут ваши, дорогая Роза, и взамен я прошу только, чтобы вы мне обещали выйти замуж за честного молодого человека, которого будете любить и который будет любить вас так же сильно, как я любил цветы. Не прерывайте меня, Роза, мне осталось только несколько минут…

Бедная девушка задыхалась от рыданий.

Корнелиус взял ее за руку.

— Слушайте меня, — продолжал он. — Вот как вы должны действовать. Вы возьмете в моем саду в Дордрехте землю. Попросите у моего садовника Бютрейсхейма земли из моей гряды номер шесть. Насыпьте эту землю в глубокий ящик и посадите туда луковички. Они расцветут в будущем мае, то есть через семь месяцев, и, как только вы увидите цветок на стебле, старайтесь ночью охранять его от ветра, а днем — от солнца. Тюльпан будет черного цвета, я уверен. Тогда вы известите об этом председателя общества садоводов Харлема. Комиссия определит цвет тюльпана, и вам отсчитают сто тысяч флоринов.

Роза тяжело вздохнула.

— Теперь, — продолжал Корнелиус, смахнув с ресницы слезу (она относилась больше к прекрасному черному тюльпану, который ему не суждено будет увидеть, чем к жизни, с которой он готовился расстаться), — у меня больше нет никаких желаний, разве только, чтобы тюльпан этот назывался Rosa Barloensis^[8], то есть напоминал бы одновременно и мое и ваше имя. И так как вы, по всей вероятности, не знаете латинского языка и можете забыть это название, то постарайтесь достать карандаш и бумагу, и я вам это запишу.

Роза зарыдала и протянула ему книгу в шагреневом переплете с инициалами "К" и "В".

— Что это такое? — спросил заключенный.

— Увы, — ответила Роза, — это Библия вашего несчастного крестного отца Корнелия де Витта. Он черпал из нее силы, чтобы переносить пытки и, не бледнея, выслушать свой приговор. Я ее нашла в этой камере после смерти мученика. Я ее храню как реликвию. Сегодня я принесла ее вам, потому что мне кажется: эта книга имеет поистине божественную силу. Слава Богу, вам не потребовалась подобная поддержка — Господь наделил вас такой силой! Напишите здесь ваше пожелание, господин Корнелиус, и хотя, к несчастью, я не умею читать, все, что вы напишете, будет выполнено.

Корнелиус взял Библию и благоговейно поцеловал ее.

— Чем же я буду писать? — спросил он.

— В Библии есть карандаш, — сказала Роза, — он там лежал, я его и сохранила.

Это был тот карандаш, что Ян де Витт дал своему брату и забыл получить обратно.

Корнелиус взял его и на второй странице — первая, как мы, помним, была оторвана, — готовый умереть, подобно Корнелию, написал такой же твердой рукой, как и его крестный: