«Черный тюльпан». Повесть о лётчике военно-транспортной авиации

Вышел в грузовой отсек и крикнул: «Серик, сиди на месте, не вылезай. Скоро снова полетим назад». Спустился и пошёл по направлению к штабу. Немного не доходя до него, вижу – идёт навстречу старлей Егор. Остановился, поздоровался. Он был в новой афганке, белых кроссовках, на погонах по две звёздочки. Лейтенант. Я его не видел почти два года. Всё такой же кучерявый, правда, виски засеребрились.

– Привет, лётчик, я к тебе иду.

– Погоди, Егор, меня в штаб вызывали.

– Это я тебя вызывал, – отвечает он, – присядем.

Сели на скамеечку.

– Егор, что-то случилось? – спрашиваю, видя его хмурый вид.

– Случилось, лётчик. Анюта погибла.

– Как погибла? – у меня внутри всё опустилось.

– Как герой погибла, – и он начал рассказывать.

Егора со своим взводом – теперь он был не командир роты, а командир взвода – отправили в боевой поиск. Нужно было вылавливать душманов в предгорьях и забирать в плен. Они нарвались в одном кишлаке на засаду.

– Духи стреляли по нам, как бешеные. Троих моих убили, двоих ранили. Чувствую, нам крышка. Вызвал на поддержку вертолёты. Прилетели вертушки, смешали кишлак с землёй и улетели. Пошли мы делать зачистку, вдруг слышу за дувалом кто-то стонет. Захожу, а там лежит мальчишка лет двенадцати с перебитыми ногами. Нет чтобы его пристрелить сразу, чтобы не мучился, – пожалел. Сгрёб его и к вертолёту. Он от боли сознание потерял.

Егор достал сигарету и закурил; предложил мне, но я ведь не курю.

– Так, без сознания, вместе с моими бойцами притащили его в санчасть. А там как раз Анюта дежурила. Начала она ему штаны срезать, чтобы раны осмотреть, а он возьми и очнись. И вытащил из-за пазухи гранату да выдернул кольцо. Когда взрыватель щёлкнул, Анюта увидела, кинулась к нему да накрыла собой ту гранату. Никто больше не пострадал, только Анюта.

У меня всё поплыло перед глазами. Боже, Анюта, молоденькая девушка – и своим телом. Тело, которое я однажды ласкал и целовал. Боже мой, её-то за что?

– Какого чёрта я этого выродка духовского не пристрелил? Почему не увидел у него гранату за пазухой, когда тащил к вертушке? Вовек себе этого не прощу.

– Егор, ты любил её?

– Многие добивались её любви, но любила она только тебя, лётчик. Когда бы твой борт ни прилетал, она неслась на аэродром, чтобы увидеть тебя.

Мы замолчали, ком подступил к горлу, я ничего не мог сказать.

– Лётчик, я вечером зайду, выпьем за упокой её души.

Я ничего не ответил, повернулся и пошёл к самолёту. Весь экипаж стоял возле самолёта – они, видимо, уже всё знали. Молча посмотрели на меня и молча разошлись в стороны. Начали подвозить ящики с грузом 200. Я стоял и смотрел на них: в одном из ящиков была Анюта, девушка, с которой я провёл всего одну ночь, но которую никогда не забуду. Подошёл Егор, в его руках был букетик полевых цветов. Он читал надписи на ящиках, возле одного остановился. Я тоже подошёл к нему. На ящике краской было написано «Ст. л-т м. с. Кузина Анна». Егор положил на него букетик. К нам подошёл весь мой экипаж, а также узбеки из санитарного батальона. Постояли, помолчали. Внезапно налетевший порыв ветра подхватил букетик и рассыпал все цветы по стоянке. Егор отошёл в сторону и сел на траву. Я пошёл в кабину, узбеки затаскивали ящики в самолёт. Наконец всё было готово к вылету. Я выглянул в форточку. Егор стоял у самолёта и помахал мне рукой. Как Анюта. Я открыл форточку и крикнул: «Будь здоров, старлей». В ответ он тоже крикнул: «Удачи тебе, лётчик. Живы будем, не помрём». Я закрыл форточку. Слёзы подступили к самому горлу и не давали дышать. Алексей посмотрел на меня: «Командир, сегодня я сам». Я кивнул ему.

Взлетели, я сижу и ничего не вижу, слёзы застилают глаза. Подошёл Максим, подал нам с Алексеем по кружке водки: «Командир, выпей, отпустит». Я выпил и закрыл глаза.

Тоска навалилась с новой силой, и я уже не мог сдерживать душивших меня слёз. Поднялся с кресла, махнул Алексею рукой и вышел из кабины. В комнате отдыха сидели солдаты, сопровождающие груз 200. Я прошёл в грузовой отсек и там, среди деревянных ящиков, дал волю своим слезам. Я рыдал в голос, размазывая слёзы по щекам. И ничего не мог с собой поделать. Милая моя Анюта. Почему ты так рано ушла? Вдруг кто-то толкнул меня в плечо. Оборачиваюсь. Стоит сержант из сопровождающих.

– Что, майор, тяжело? – он замолчал. – Мы все знали, что она тебя любила. Но ничего не поделаешь – война. Ты солдат, и она была солдатом. На, друг, выпей за упокой её души, – и протянул мне кружку, которую держал в руке.

Я выпил. Спирт обжёг мне горло, но я не стал ни запивать, ни закусывать. Пусть физическая боль заберёт мою душевную.

– Майор, соберись, ты же солдат, лётчик. Ты должен довезти Анюту и всех этих ребят, что лежат в цинках. Ты должен довезти нас и свой экипаж, себя, наконец. Иди и делай свою работу. Пожалуйста.

Я умылся из канистры и пошёл в кабину. Мне полегчало.

Алексей посадил самолёт, и мы зарулили на стоянку, где, как обычно, были встречающие и машины. На краю стоянки я увидел уазик командира. Иван Вениаминович стоял рядом. Алексей затормозил прямо около него.