Черный треугольник

– Все это интересно. Но открытый вопрос – кто заказывал музыку? Кто поддерживал вас наверху? Заказчики ведь там, на властном олимпе. – Поп ткнул наверх пальцем.

– Там, – согласился Идеолог.

– И теперь, на краю, для тебя имеется хоть одна серьезная причина, чтобы не выдать их?

Чиркаш улыбнулся. По его лицу прошла судорога, он как-то расплылся, удержался, чтобы не рухнуть. Действие яда двигалось к закономерному результату.

– Скажешь?! – неожиданно гаркнул Поп и схватил его за плечи. В этом вопросе прорвалась жаром такая гамма чувств и вожделения, что мне стало не по себе. Вечно спокойный Рощин умело скрывал в душе своей это пламя. Черт, все, кто крутится вокруг этих потусторонних материй, становятся одержимыми.

– Скажу, – кивнул Идеолог.

Поп повернулся ко мне и резко бросил:

– Выйди!

– Но…

– Я сказал – вон!

Произнесено было так весомо, что меня как ветром сдуло.

Стоял я в узком пыльном коридоре. И даже не пытался прислушиваться.

Через некоторое время Рощин вышел. Вздохнул глубоко. Перекрестился.

– Все, готов. Прими, Боже, душу грешную.

Я не нашелся, что ответить.

– Извините за резкость, Александр Сергеевич, – почти ласково обратился ко мне Поп. – Вы же понимаете, что такое чрезвычайные обстоятельства.

– Я не в обиде. Сказал он что-то?

– Даже больше, чем я рассчитывал, – задумчиво произнес Рощин.

– И цепочку дал?

– Дал.

– Высоко тянется?

– Вам лучше не знать. Все равно не достанете.

– Значит, так и дальше будет продолжаться? Интриги, темные игры, новый аркан?

– Так не будет, – горячо произнес Поп. – По их никогда не бывает, хотя они и стараются. Судьба их настигает. Но для справедливости нужно одно условие.

– Какое?

– Время…

Глава 42

Слава богу, Варя почти ничего не помнила о произошедшем. В ее памяти осталось лишь, что к ней пришел Идеолог, начал говорить, что у него приступ со спиной. А потом черный провал. И хорошо. Незачем ей знать, что валялась она на холодном полу в бессознательном состоянии, обнаженная, обреченная истечь на сатанинском алтаре кровью.

К счастью, физически она не пострадала. Было оглушение от какого-то сильного наркотика. Но тоже быстро прошло. И сейчас она больше для порядка отлеживалась дома. И настоятельно требовала от меня отчета.

Я ей преподнес выдуманную историю, что ее пытались захватить контрреволюционеры, чтобы оказать давление на меня, но мы нашли их логово и обезвредили подлецов. Кто, зачем и почему – государственная тайна. И вообще, лучше ей подумать об учебе – скоро занятия на первом курсе мединститута.

Странно, но последнее происшествие разбило между нами ледяную стену, которая стала нарастать после гибели хирурга. Наоборот, мы еще ближе стали друг к другу, неразрывно, на века.

Между тем Рощин объявил, что агентурное дело «Индейцы» успешно завершено. А с задержанными адептами будут работать другие люди, для чего надлежит организовать этап в Москву. В подтверждение его слов пришла телеграмма за подписью заместителя руководителя ОГПУ. То есть дело у нас забирали самым бесцеремонным образом, когда уже сделана вся главная работа.

У меня было смешанное чувство. Во время этого безумного марафона я стал немного иным. И будто приоткрыл занавес, за которым скрывается иной мир, наполненный жуткими чудовищами и темными тайнами. Меня тот приоткрывшийся мир страшно пугал, вместе с тем тянул как магнитом. На мои плечи легла тяжесть, которая не уйдет после того, как дело будет сдано в архив, а останется со мной навсегда.

Между тем мороки с этапированием стало чуток поменьше. Пока шли телеграммы из Москвы, сразу трое адептов практически одновременно в камерах покончили жизнь самоубийством самыми причудливыми и изощренными способами. За остальными установили строжайшее наблюдение, но не было гарантии, что и они доживут до этапа.

Рощина события нисколько не удивили, и он туманно пояснил:

– Они были на гребне волны. Результат закономерен.

Наконец все проблемы были решены. И подошло время отбытия Рощина. Через два часа в отдельном купе его унесет в столицу поезд. А мы останемся здесь – с крестьянскими бунтами, контрреволюционерами, такой теперь уже, казалось, милой рутиной.

По поводу отъезда москвича Раскатов пригласил нас в свой кабинет, разлил по своим любимым рюмкам коньяк.

Огненный напиток побежал по моим венам. Хотя я и не принимал спиртное, но должен был признать, что этого небольшого тумана в голове мне именно сейчас так не хватало. Ловушка для всех пьяниц – после рюмки жизнь видится менее категоричной и жесткой.

Разговор был сначала ни о чем. Традиционные при расставании пожелания здоровья, успехов, надежды снова увидеться. А потом все свелось к завершенному для нас делу.

– Мы с Чиркашом вместе в камере смертников сидели у беляков, – поведал Раскатов то, о чем мы и так знали. – Пытали нас страшно. И хуже физических пыток было вечное ожидание смерти. Выводили нас на расстрел и заводили обратно. Вот и получается, что я выдержал и себя не потерял, хотя и вечную боль воспоминаний приобрел. А Чиркаш свихнулся. И его понесло переделывать мир в худшую сторону.

– Почему, как думаете? – спросил я.