И тут все сразу встало на места. Таня, ах, какая же ты умница, Таня! "Разве ты клялся мне в вечной любви? Разве я приняла твои клятвы?" - так, кажется, сказала она. А ведь сколько признаний, сколько заверений и клятв было у них с Варей! Есть категорическое "надо", жесткий стержень, скрепляющий зыбкий и неустойчивый мир - обязательства надо выполнять. Отвернувшись от Вари, он предаст полностью вверившегося ему человека, предаст любовь, предаст самого себя и больше не сможет уважать себя. Отказавшись же от Тани... А вот и не отказавшись - разве она не останется с ним надежным, верным, все понимающим другом? Наоборот, если он сейчас бросит Варю и устремится за Таней, он потеряет и ее - вряд ли она примет того, кого не сможет уважать... Все. Решено... Спасибо тебе, Таня, Танечка...
И с этим именем на губах Павел заснул. С ним же и проснулся - у постели стояла она, свежая, веселая, благоухающая вчерашними духами, несказанно прекрасная в своем бежевом "сафари".
- Вставай, Большой Брат, - сказала она, скаля белоснежные зубы. - Завтрак проспишь.
- А ты? - спросил он, протирая глаза.
- А я уже позавтракала. И зашла попрощаться.
- Как попрощаться? - У Павла запершило в горле.
- Лично. Сейчас за мной заедут коллеги отца. Поездим по городу и окрестностям, поужинаем у академика Силуянова - тоска, конечно, я почти никого не знаю, но что поделаешь? Светскими обязанностями пренебрегать нельзя. Вернусь только ночью за вещичками - завтра, рано утром, уезжаю на экскурсию, в Самарканд и Бухару. Надо ведь воспользоваться случаем - когда еще в эти края попаду? А оттуда прямо на самолет и домой.
- А как же я?
- Хватит уже! - резко сказала Таня. - Сам же прекрасно понимаешь, что мне здесь делать нечего ни с какой точки зрения.
- Да, - сказал он. - Извини. Это я просто еще не проснулся.
Таня отошла к окну и закурила.
- Одевайся. Я не смотрю.
Он бодро встал, тут же скривился от боли - неосторожно ступил на больную ногу - и стал, уже осмысленно и осторожно, двигаться к ванной.
- Как Варя? - спросил он, помывшись и застегивая рубашку.
- Наверное, спит еще. Мы до половины пятого проговорили.
- И что?
Она повернулась и внимательно посмотрела на него.
- Помнишь, я говорила тебе, что поделюсь своими наблюдениями только в исключительном случае?
Павел кивнул.
- Так вот, исключительного случая я не усматриваю.
- Понятно. - Павел опустил голову, нагнулся и стал понуро застегивать сандалию на здоровой ноге.
Таня не спускала с него глаз. Он выпрямился, посмотрел на нее и сказал хрипло:
- Дай закурить.
- После завтрака получишь всю пачку" - сказала она и, подойдя к тумбочке, забросила сигареты в ящик. - По-моему, ты хотел сказать что-то другое.
Павел молчал.
- Ладно, кое-что расскажу. Мы были друг с другом откровенны, и я многое поняла. Варя - человек искренний, порывистый, эмоциональный. Она любит тебя без памяти и ждет такой же самозабвенной любви. Ей будет очень трудно с тобой - не из-за тебя, а из-за той жизни, в которую ей придется с тобой погрузиться. Твой город, твоя работа, твоя семья, круг друзей, интересов. Новый, чужой мир, в котором ей совершенно не на кого опереться, кроме тебя. К тому, что ждет ее, она совсем не готова - у нее другой жизненный опыт, хотя и немалый, другое воспитание... Знаешь, если на твоем месте был бы кто-нибудь другой, я сказала бы, что тебе придется как минимум несколько лет жизни посвятить ей одной - и ее детям, конечно - и начисто забыть обо всем остальном. Но я знаю тебя, ты умный и сильный, тебя хватит на все - и на нее, и на детей, и на плодотворную работу. Так что дерзай, Чернов, с Богом. И знай: если что, я рядом, можешь во всем на меня положиться.
- Спасибо, Таня, - серьезно сказал Павел.
- Не за что, Большой Брат... Засим пока, и поспеши, а то останешься голодным.
Таня приблизилась к нему, чмокнула в щеку и устремилась к дверям. В проеме она остановилась, развернулась, расстегнула сумочку, достала из нее что-то и выставила вперед руку.
В ее руке сверкнул голубой алмаз. Одна его грань поймала луч света из окошка, усилила его и бросила на лицо Павла. Он зажмурился.
- Я всегда с тобой, - услышал он шепот Тани и раскрыл глаза. Он был один.