Черт из табакерки

– Это для зрителей, а балеринам надо еще переодеться, снять грим, принять душ… Раньше полуночи не освободиться. Машины у меня нет, сюда на такси ездить – немыслимые деньги, вот и ночую на своей квартире.

– Но ведь у Антона есть автомобиль, мог бы и приехать за вами.

Ксюша улыбнулась:

– Тоша занят на работе.

– Где? – изумилась я и уронила на пол красивую сиреневую блузку.

Балерина понимающе кивнула головой:

– Вот именно, сама удивляюсь, только его как подменили. Никита ведь продюсером был, большие деньги в вокальные ансамбли вкладывал, а потом получал прибыль от концертов. В первую тройку крупнейших зажигателей эстрадных звезд он не входил, но в десятке держался прочно. С его смертью ниша оказалась пустой, и тут Антон!

Она-всплеснул а руками:

– Антон сам решил встать у руля. Я его не вижу уже несколько дней. Вчера он меня сюда привез, зная, что у меня два выходных впереди, и рухнул в постель, а утром умчался, когда еще и девяти не пробило. Я его таким никогда не видела! Активный, веселый, стихи побоку. Договаривается с исполнителями, клип снимать надумал. Диво-дивное.

Да уж, очень странно…

– Ксюша, скажите, а куда положили результаты анализов Никиты?

– Что?

– Вы сказали Альбине о звонке доктора, Ксюша?

– Какого доктора?

– Ну лечащий врач Никиты, тот самый, к которому ездили.

– Не понимаю, – пробормотала Ксюша, – какой врач? Кисин? Первый раз слышу. Вот пианист с такой фамилией есть, совершенно гениальный мальчик…

Мне надоело играть в кошки-мышки, и я спросила напрямую:

– У вас есть черные брюки?

– Конечно, – растерянно ответила балерина, – целых три пары… Очень люблю черный цвет, стройнит.

На мой взгляд, ее худощавость граничила с истощенностью. Ксюше смело можно надевать шорты в бело-красную клетку. От этого ее внешний вид только выиграет.

– А кожаная бандана?

– Валялась где-то. Они были модными прошлой осенью, сейчас их никто не носит.

Я молча застегнула чемодан на “молнию” и проникновенно спросила:

– Ксюша, скажите честно, вам хочется стать женой Антона?

Балерина удивленно вздернула брови, но ответила:

– Знаете, дорогая Виола, у балетных, почти у всех, крайне несчастливая личная жизнь. Посудите сами. В юношеские годы, когда все подыскивают себе пару, мы днями стоим у станка, шлифуем технику. Репетиция – спектакль – репетиция. Тренаж – премьера – тренаж, иногда гастроли. Вращаешься в очень узком кругу, видишь только одни и те же знакомые лица. Чтобы пойти в гости, времени просто не хватает. Значит, супруга надо искать среди своих. Но наши мальчики… – Она махнула рукой. – Горе, а не мужчины, да и половину из них с натяжкой можно отнести к сильному полу. В балетных кругах широко распространен гомосексуализм. Иногда, впрочем, девочки находят мужа, не имеющего отношения к артистам. Но, как правило, из этих семей ничего хорошего не выходит. Родить ребенка можно себе позволить только после выхода на пенсию, в тридцать пять, не раньше.

– Почему?

– Беременность длится девять месяцев, и около года надо потом восстанавливаться. Причем это не у всех получается. Вот и приходится выбирать между любовью и профессией… Конечно, понимаю, как мне повезло с Антоном, но сейчас, по-моему, не совсем уместно говорить о бракосочетании, когда в семье похороны предстоят… – Она откинула назад свои роскошные волосы.

Я фальшиво вздохнула и сказала:

– К сожалению, Антон не слишком откровенен с вами.

– Что имеете в виду?

– Первого апреля этого года он зарегистрировал брак с гражданкой Новосельцевой, и вам надеяться не на что.

Ксения вспыхнула так, что слезы выступили у нее на глазах.

– Откуда узнали и зачем надо мной издеваетесь?

– И не думала даже смеяться, – идиотничала я. – А сведения точные, из загса, вот спросите его, когда придет!

Ксюша покрылась синеватыми пятнами.

– Ну и что хотите за молчание? Сразу предупреждаю, бешеных денег нет. Тысячу? Две? Впрочем, это предел.

– О чем вы?

– Хватит! – топнула ногой балерина. – Прекратите. Великолепно знаете, что я – Новосельцева, и явились шантажировать.

– Вот уж совершенно не собиралась требовать у вас никаких денег, да и за что? – абсолютно искренно ответила я. – Просто интересно стало: свадьба была, а всем говорите, что гражданская жена. Обычно женщины наоборот делают.

Внезапно Ксюша рухнула на диван и сжала ладонями голову.

– Как все надоело. Господи, до жути, устала я. Говорите быстро, сколько? Вот, тысяча есть, возьмите…

И она принялась судорожно вытаскивать из роскошного кошелька зеленые бумажки.

– Берите, берите, только имейте в виду, плачу один раз. А расскажете Антону… Может, и к лучшему…

– Как это? – оторопела я. – Он что, не знает о женитьбе?

Ксюша захохотала, слезы цепочкой покатились по ее худому лицу с четко выступающими скулами.

– Надоело, боже, все надоело, не могу, отстаньте…

Она принялась мотать роскошной гривой волос. Банкноты с портретами американских президентов разлетелись по ковру.

– Уходите, – твердила Ксюша, – убирайтесь! Вас наняли следить за мной? Убирайтесь…

Крик перешел в горькие, отчаянные рыдания. Я аккуратно собрала доллары, положила их в кошелек Ксении и сказала: