Чертополох и терн. Возрождение веры

Брейгель не умел рисовать детей, точнее, у него нет на картинах ребенка, который не был бы уже взрослым и по чертам лица, и по знанию жизни. Но продолжим это рассуждение, и мы должны будем сказать: если народ – ребенок, а господа – родители, то вам, родители, нечему научить народ. Увы, все люди имеют родственную природу, все созданы Творцом – просто одни, расчетливые и коварные, правят другими.

«А еще было угодно Господу, чтобы никаких праздников в будние дни не было, а все бы святые праздники приходились на воскресенье» – так заботился доктор Лютер о своей пастве и о кошельке курфюрста одновременно. Вы заметили, сколько попоек нарисовал Брейгель? Начиная от программной вещи «Битва Масленицы и Поста» (а что это, как не бой с лютеранским ханжеством?) и вплоть до крестьянской свадьбы, которая наверняка не пришлась на воскресенье». «Мы всегда должны помнить, что насилие власть предержащих, будь оно правое или неправое, не может повредить душе, но лишь телу и имуществу. Вот почему мирская власть, даже если она чинит беззаконие, неопасна, не то, что духовная». Посмотрите на картину «Избиение младенцев». Это происходит в современной Питеру Брейгелю деревне, это так вот расправлялись с крестьянами. Это было так, и он это нарисовал.

Вообще говоря, в сентенции Лютера по поводу соучастия крестьянина в собственном угнетении (народ – вразумляемое дитя, труд облагораживает, начальство угнетает, но это не гнет) есть перекличка с речью Хайдеггера, прочитанной им в присутствии Геринга на заводе Эссена. Философ, член НСДАП, уверял рабочих, что они соучастники великой мистерии труда, и безразлично, кто выполняет какую роль в этой великой мистерии – одним досталась роль слуг, другим господ, но общая цель прекрасна. Лютер высказал эту же мысль раньше, а Брейгель, отвечая Лютеру, ответил и Хайдеггеру, и хайдеггеровской эстетике соответственно. Для Брейгеля не существует общей «великой эстетики труда», он любит тружеников, но ненавидит тяжелый бессмысленный труд. Это очень важно – понять различие свободного труженика и человека, выполняющего рабочую повинность.

7

Брейгель пользовался масляными красками, как иконописец – темперой; это существенно для понимания его искусства. Живопись масляными красками родилась ради усложнения высказывания, ради нюансов и полутонов, ради воздушной перспективы и прозрачных теней – иными словами, цель живописи маслом – рефлексия. Но Питер Брейгель сознательно делает шаг вспять, к иконописи, добиваясь (и парадоксально, что порой этого эффекта он добивается сложной лессировкой) ровного эмалевого тона, практически плакатных символических цветов, как на иконе треченто.

Художнику в наследство достался крайне сложный, рафинированный язык бургундской живописи, и он упростил его. Синтаксис речи Брейгеля исключительно прост, он пишет назывными предложениями, короткими фразами – в переводе на живописный язык это означает: цвета ясны и формы просты. Причем простота такого рода, словно художник пишет букварь – старается научить несмышленых простым вещам.

Закономерно, что первыми среди простых вещей становятся евангельские проповеди. Видеть во всяком явлении иллюстрацию и толкование Завета – в этом смысл искусства Питера Брейгеля.

Всякую картину мастера следует рассматривать и с этой точки зрения тоже: как интерпретирован Завет. Скажем, «Триумф смерти» Брейгеля есть не что иное, как свободная вариация на тему сюжета «Тайной вечери». Атака смерти разворачивается по всем фронтам, но последний, сопротивляющийся оплот жизни – это обеденный стол в правом нижнем углу; на столе хлеба и опрокинутые стаканы, а возле одного из пустых блюд оставлена кучка серебряных монет: это тридцать сребреников, на этом месте сидел Иуда. Хлеб и вино (чудо Евхаристии) не пригодились: хлеб не тронут, вино пролито – и остается спросить, удастся ли выдержать эту атаку небытия, попрать смерть смертью, как сказано в Писании.