Искусство Пикассо последних лет его жизни демонстрирует два типа свободы, подвигающих человека к деятельности. Художник, называвший себя гуманистом (подобно Беллю, Камю, Маритену, Шагалу), боролся за свободу конкретного человека против конкретного зла; но затем изобразил (в мирных условиях, вне борьбы) ту степень освобождения, которая отменяет все – любой детерминизм, в том числе и ту конкретную свободу, за которую он боролся в годы войны. Пикассо рисовал это противоречие сознательно: катарсис в данных картинах как бы вынесен за раму. Сами картины бессобытийны, и трагедии в них быть не может. Трагедия происходит в сознании зрителей, в той мере, в какой они осознают ущербность обретенной свободы.
Легко обозначить дату минувшего века, когда личная свобода и идеал общественной республиканской свободы – разошлись. 1968 г., время Пражской весны, студенческих волнений в Париже, баррикад Сорбонны, отставки де Голля.
Лозунг «запрещается запрещать» выражает что угодно, кроме программы восстания. Фронда, как учит история, рекрутирует булочника и студента на баррикады, но в результате площадных волнений к власти приходят герцог и олигарх, которые пригласили студента на площадь; за олигархией приходит тирания. Мутация демократии, описанная еще Платоном в VIII книге «Государства», актуальна: вслед за требованием внесистемной свободы – приходит тиран, который систематизирует представление о свободе на свой манер.
1968 г. ознаменовался появлением революций нового типа, не связанных с представлениями об общественном благе. То была отнюдь не революция 1848 г., формировавшая понятие «гегемона», желавшего взять на себя ответственность за историю общества. Совсем наоборот – это был протест против исторического детерминизма и проклятого общего дела.
Когда Сартр тщился сагитировать рабочих завода «Рено» на стачки (приезжал выступать, ему мерещился поворот к социализму), он столкнулся с простой вещью – общественных перемен никто не хочет по той элементарной причине, что никто не хочет общества. Свободы хотят, но хотят абстрактной свободы.
На офорте Пикассо 1968 г. изображен поразительный вариант сюжета «Художник и модель». Артист рисует даму в момент совокупления – неизвестно, какой процесс его увлекает больше. Изображены половые органы исключительно подробно, ракурсом снизу, как в некоторых китайских рисунках; равно и руки с кистями и с палитрой нарисованы внимательно – персонаж в артистическом берете одновременно работает и для вечности, и для категории прекрасного, и для собственного, вполне земного, удовольствия. Это и есть наиболее адекватный портрет событий 1968 г.
Невозможность союза между социалистической партией и студенческими либеральными движениями объясняла многое в европейском понимании освобождения – молодые люди вовсе не хотели перемен. Подростки не желали быть членами буржуазного общества, но и социалистического общества они не хотели. Строили баррикады и рассуждали о свободе – но едва речь заходила о программе, приходили в ярость. Либеральный бунт против общества стал основанием отставки лидера Европы того времени – генерала де Голля (ушел в отставку в 1969 г.), и этот буржуазный бунт против буржуазного общества стал матрицей искусства. Отныне «авангард» – это ручной протест элит, и впервые за историю освободительных движений так называемая революция в искусстве не имеет в виду благо общественное, а у революции социальной нет конкретных требований социального характера (пенсии, образование, медицинское обслуживание, условия труда).
(Поразительная перемена была явлена докерами профсоюза «Солидарность», когда они выдвинули конкретные производственные требования; но правилом это не стало; в российских волнениях требования были сугубо абстрактными.) Восставали – представители искусства и интеллигенции – не ради общества и его нужд: восставали против детерминизма истории и антропоморфной эстетики.
Распространена сентенция о том, что в Европе конца XX в. уже нет лидеров того масштаба, что были во время войны или сразу после. Лидеры Европы измельчали ровно по той же причине, по какой революция перестала быть революцией, а скульптура, бывшая героической и антропоморфной, стала декоративной и беспредметной. Лидер демократического общества отныне – такой же скользкий обмылок, как скульптуры Жана Арпа, такой же флюгер, как мобили Александра Колдера. Рассказывают, что, когда Жорж Помпиду въехал в кабинет де Голля, он прежде всего убрал оттуда все атрибуты правления генерала: классическую живопись, скульптуры и т. п. На стену был водружен абстрактный холст де Сталя, знаменующий новый эстетический (он же общественный) поворот – к индивидуальному самовыражению, к свободе. Лишь через два года президенту сообщили, что холст висит вверх ногами – поди пойми у этих абстракционистов, что они там задумали.