Чертов мост (сборник)

Дюкро, видимо, не мог удержать восторга, который вызывало у него новое материальное благополучие. Слово «мой» он повторял беспрестанно и с чрезвычайным удовольствием. Но еще чаще и тоже с особенным выражением он произносил слово «потом», plus tard.

– Вы все говорите «потом»? Когда же это «потом»? – спросил его с недоумением Штааль.

Бывший учитель поднял одновременно брови и указательный палец левой руки.

– Когда будет порядок и твердая власть, – произнес он значительно. – Добродетельный Робеспьер должен дать нам порядок и твердую власть… А если не он, то другой…

Но тотчас, будто испугавшись своих слов, он подлил Штаалю вина и сказал поспешно:

– Est-il bon, се petit vin! Us s’y connaissaient, les tyrans… [200]

Мосье Дюкро, природный оратор, долго говорил о своих делах и о политике и даже, как показалось Штаалю, немного смешивал политику со своими делами, не совсем отделяя нормандское имение от завоеваний революции. Он очень хвалил якобинцев, которые одни за все революционное время сумели проявить энергию и твердость. Правда, есть крайности, встречаются горячие головы… Сам Робеспьер, – он слегка понизил голос, – порою заходит слишком далеко… Напрасно тоже многие так отстаивают всеобщее избирательное право. У бедных людей и без того достаточно забот, – где уж им заниматься политикой, они этого вовсе и не желают. Да, конечно, у якобинцев иногда слышишь крайности. Но зато какая сила, какая железная рука у Робеспьера! Quelle poigne! [201] Вот как надо править народом! Иногда мосье Дюкро переходил на общие принципы и о них также говорил с искренним воодушевлением. Лысина и глаза у него блестели, голос порою дрожал. Он ругал монахов, одобрительно цитировал энциклопедистов; причем об энциклопедистах говорил тем же тоном одобрения, что о своем управляющем. Штааль чувствовал, что мосье Дюкро очень хотел бы побеседовать о женщинах, но не решается перейти к ним от якобинской политики и от энциклопедистов. Молодой человек сам постарался облегчить переход своему учителю, и так ночь прошла в приятной беседе. Игорный дом закрывался поздним утром. Штааль чувствовал, что пьет слишком много. Ему становилось все веселее, но уже хотелось опустить голову на стол и посидеть немного молча, закрыв глаза, – разумеется, не спать. Боже упаси!

– А ведь завтра, пожалуй, будет бой, если я правильно оцениваю положение, – сказал он медленно, делая над языком некоторое усилие, чтобы он не отнес сказуемое куда-либо в сторону от подлежащего.

– Завтра? Ты хочешь сказать: сегодня, – ответил Дюкро, вынимая дорогие золотые часы, которые он носил на простом шнурке красного шелка. – Работы Бреге, – пояснил он, открывая крышку часов и показывая Штаалю штемпель. – Мой поставщик Абрагам Бреге… Однако половина седьмого. Надо сейчас идти, а то не попадем на заседание… Can… Citoyen, l’addition! [202]  – закричал он.

Счет уже был заготовлен и своим размером превзошел ожидания Дюкро, который бессильно развел руками и беспрекословно расплатился, взяв со Штааля половину.

– Ты говоришь: бой. Ну что ж, бой так бой, – пробормотал он, собирая сдачу. – Нужно же наконец создать твердую власть, обеспечить собственность и принципы… Va pour lа bataille. Il faut en finir… [203] Погоди! – вскрикнул он (Штааль испуганно оглянулся), – я по ошибке обсчитал тебя: ты заплатил лишних пять ливров. Вот они, возьми.

Он кивнул небрежно гарсону, сказал «a bientot» [204] распорядителю и почтительно поклонился банкиру. Они спустились вниз. Мрачный санкюлот, спавший на табурете, мгновенно проснулся, выпустил их и снова тотчас заснул.

После свечей игорного дома яркий свет утреннего солнца сразу ослепил и утомил глаза Штааля. Свежесть сада, роса, раннее утро, которого он давно не видел, произвели на молодого человека неожиданное действие: вдруг сказались с большой силой усталость, обилие впечатлений, бессонная ночь и особенно вино. Штаалю мучительно захотелось спать.

– А не пойти ли по домам? – нерешительно спросил он, с трудом составляя даже эту несложную фразу.

– Да что ты? – возразил с удивлением Дюкро, который, напротив, посвежел на воздухе. – В такой день! Никогда!