Чертова баба, или Приют для фамильяров

— Том! — с укором посмотрела на демоненка, лицо которого меняло оттенки будто хамелеон — от пурпурного до мертвенно-синего. — Это правда?

— Неправда! — крикнул он. — Не собирался я подглядывать!

— А чего тогда по берегу ужом полз? — один из Уолтерсонов усмехнулся. — С поличным тебя взяли, нечего изворачиваться!

— Полз, — Том кивнул, едва не плача, — но не подглядывал, памятью матери клянусь!

— Просто не успел! — младший погрозил ему кулаком. — Смотри, будешь к Дженни лезть, наподдаем, землю жрать заставим!

— Ребята, все. Выяснили, как было, давайте по домам, — сказала я, пожалев демоненка. — Честь сестры не оскорблена, идите.

— Повезло тебе с мачехой, — хором ответили Уолтерсоны. — Доброго дня, леди.

Зыркнув на обидчика, они пошлепали обратно.

— Не собирался подглядывать, честно, — понурившись, пробормотал Том. — Это же Дженни… — он так нежно произнес ее имя, что все стало понятно.

Вот я глупая ведьма! Едва не расхохоталась в голос. Все ведь просто — ему нравится девочка, а как ответной симпатии добиться, он не знает, маленький еще. Отсюда и хулиганства через край — пробовал в прямом смысле на хряке к своей зазнобе подъехать, не вышло.

— А что на самом деле было? — когда мы зашагали к дому, спросила я. — Что ты на берегу делал? Верю, что не подглядывал. Но что тогда?

— Я… — он шмыгнул носом. — Короче, букетик ей нарвал, даже специально за кувшинкой сплавал, к пруду в развалинах бегал, там они жирнющие. Очень красиво получилось.

— Что же не отдал девочке букет?

— Еще чего! — фыркнул тут же. — Подумает, что я в нее втюрился, надо мной все ржать будут, позорище ведь!

А, ну да, чего это я, недогадливая мачеха!

— И ты решил…

— Подкинуть ей этот букетик, — со вздохом признался мальчик. — И неизвестно от кого, мне без стыда, и ей, это, приятно. Выждал, когда купаться пошла, пополз к одежде на берегу, чтобы на нее букет положить. И тут эти налетели, как ястребы, братовья ее. Я и дал деру, а то накостыляли бы знатно. За борова им еще торчу.

И смех, и грех! С трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться в голос. Но нельзя. Мне смешно, а у него трагедия. Ведь это же первая любовь.

— Том влюбился, — пропела Пружинка и захихикала.

— Цыц, мелкая! — демоненок вновь покраснел, как хорошо разваренный рак. — А то за косу дерну!

— А нету кос больше! — она показала ему язык. — Лола уговорила папу разрешить мне носить локоны!

— Том, можно совет? — я посмотрела на него.

— Конечно, миледи.

— Если хочешь привлечь внимание девочки, узнай, что ей нравится, что она любит.

— Это как? — нахмурился, но умные глазищи засияли надеждой.

— Смотри и слушай, все поймешь.

— Да у вас, у женского полу, разве поймешь? — вздохнул с тоской. — Без бутылки не разберешься, как Титькус говорит.

— А ты хотел, чтобы тебе сразу все на блюдечке преподнесли? — я усмехнулась и сорвала по пути травинку. — Ну, если попроще, то путь ты выбрал правильный — с цветами. Но — вызнай, какие у нее любимые, те и подари. Пусть тайком, ладно уж, коли ты такой стеснительный. На окошко положи вечером, только братьям ее не попадись.

— Спасибо, миледи! — просиял демоненок. — Так и сделаю!

— Ты бы набрался храбрости, оделся прилично и пришел бы к ее батюшке.

— З-зачем? — вытаращил глазищи.

— Руку и сердце его дочери попросить, конечно же! — с серьезным выражением лица заявила я, а потом расхохоталась. — Шучу, глупыш! Просто попроси разрешения дружить с Дженни.

— Неее, — Том махнул рукой, тяжело вздохнув. — Он меня поганой метлой погонит со двора! И до самого дома гнать будет! Заодно и папке нажалуется еще!

— С чего ты взял?

— Так ведь они зажиточные, миледи, — мальчик пнул камешек. — А про нас он говорит, что мы нищеброды.

— Не обращай внимания на сплетни, ладно?

— Это не сплетни, — он посмотрел на меня. — Ты же видела, отец сам пашет, в кузне тоже все сам. Плохо все у нас. Мама, пока жива была, наследство каждый месяц получала, то есть, частями его ей выплачивали. На него она и содержала приют для фамильяров. А после ее смерти дед подсуетился и нам эти выплаты перекрыли. Теперь еле-еле концы с концами сводим.

Вот, значит, как.

— Но папа никогда приют не закроет, мама ведь в него всю душу вложила. Это все, что у него от нее осталось.

— Не все, — я взлохматила его волосы. — Вы еще у него остались, общие дети, в которых ваша мама продолжает жить!

Я вздрогнула, услышав всхлипы. Посмотрела по сторонам.

— А Пружинка где, Том?

— Вон, ревет! — он ткнул пальцем на обочину, на которой сидела девочка, размазывая слезы по чумазому личику.

— Ну, ты чего? — я села рядом. — Не плачь, зайка!

— Эт-то я, — прошептала она сквозь всхлипы. — Я в-винотаааа! Ч-что мама ум-мерлаааа!

— Ни в чем ты не виновата! — прижала вздрагивающее тельце к себе.

Какая же она худенькая, надо откармливать срочно!

— Успокойся, золотко, — сама заревела за ней следом. — Ну, маленькая, не плачь.

— Скоро потонем, — Том отвел взгляд, но у самого тоже предательски задрожал подбородок.

— Иди уже сюда, — я притянула его к себе и крепко обняла.

Поревели вместе, успокоились. Уф, мне это тоже было нужно, много переживательного накопилось в последнее время.