Чертова дюжина. 13 новых страшных историй. 2021

Прасковья, Аленкина мать, лекарка-травница, первое время приходила вместе с дочерью: тихая, робкая женщина, еще не растерявшая былой красоты. Смотрела на образа, крестилась и охала, сраженная чистой, божественной святостью, струящейся со сводов нового храма.

– С больными она, – отозвалась Аленка. – Немощных ныне страсть развелось: кровью черной харкают, кашлем исходят, ором орут. Вчера соседи умерли, Анна и Федор, хорошие были, добрые… Троих детей схоронили и сами померли. На нашей улице в каждом доме мертвяк, а хоронить некому – люди заразы боятся. Один Никишка юродивый умерцев в яму таскал, божья душа, да и того больше нет. Упал в обнимку с мертвецом, так теперь и лежат у ворот. Я ворон гоняла с него, только отвернулась, а они, каркалы драные, уже глаза склевали… Страшно, дядька Андрей.

– Страшно, – согласился Андрей, дожевывая хлеб. – Только Бог не оставит, верить надобно и терпеть. Верою и терпеньем спасемся.

– Так и матушка говорит, – Аленка поежилась. – А я терпеть не люблю, не умею. Батюшка меня Невтерпежей за это прозвал.

Она вдруг примолкла, став похожей на птенчика, выпавшего из гнезда. Аленка всегда замыкалась, когда упоминала отца, давно пропавшего без вести. Сгинул тот и концов не нашли, а она все верила, что отец однажды вернется, ждала, когда скрипнет калитка и затрещит рассохшееся без мужского присмотра крыльцо…

Аленка молчала, молчал и Андрей, перетирая загрубевшими пальцами известковый раствор. И в молчании этом сути было больше, чем в ином разговоре.

– Пойду я, – опомнилась Аленка. – Делов куча и матушке надо помочь. А ты рисуй, не отлынивай, я проверю.

Андрей проводил ее взглядом. Тонкая фигурка заскользила по лесам, спрыгнула на мраморный пол и, едва заметно приволакивая левую ногу, направилась к раскрытым дверям. Обернулась, махнула рукой и крикнула, прежде чем уйти за порог:

– Не буду терпеть! Слышишь? Не буду и все!

Тьма заполнила землю и небеса черным, удушающим облаком, и Андрей увяз в ней, словно в смрадном болоте. Тьма стонала, тьма выла, тьма причитала на разные голоса, и голоса эти были похожи на шуршание палой листвы: бесплотные, жухлые, лишенные всякой жизни и божьей искры. Обрывки молитв и страшные богохульства смешивались и переплетались между собой, приходя из ничего и уходя в никуда. Порой тьма подсвечивалась далекими грязно-желтыми вспышками. Андрей не понимал, тонет он или парит, ослеп или зряч, оглох или слышит, падает в Ад или возносится в Рай. Тьма смеялась, тьма причитала, тьма скулила щенящейся сукой. И в этой темноте что-то пряталось. Что-то жуткое и бестелесное, ненасытное и голодное, разорванное на куски и сращенное заново, полное ненависти, злобы и лютой тоски. Древнее, словно звезды, и такое же ледяное. Андрей чувствовал исходящую из тьмы вонь старых пожарищ и раскопанных братских могил. А потом в темноте распахнулись два огромных багровеющих ока, видящих Андрея насквозь. Он задергался, сорвался на крик, но крика не было. Была только боль. И было пламя, в котором миру суждено сгореть без следа…

…Андрей очнулся рывком, вырвался из кошмара и едва не сверзился из-под купола вниз, вовремя почувствовав под рукой пустоту. Откинулся на шершавые доски и попытался вздохнуть, втянуть в себя раскаленный адовым пламенем воздух. Сердце прыгало, руки ныли, голова налилась киселем. Андрей лежал, бессмысленно вглядываясь в кромешную тьму, втягивая пресный запах сырой штукатурки и чувствуя нарастающий страх. Здесь, в зловещей, слепой темноте спящего храма он был не один.

– Кто тут? – прошептал он, нащупав под рубахой нательный крест. – Покажись!

Тьма не ответила. Горячий ветер пронесся над куполом, взъерошил волосы. Он услышал, как хлопнула дверная створка и зашуршали ветви деревьев. Затем наступила тишина. Андрей долго вслушивался в темноту, пытаясь различить посторонние звуки, но все было тихо; лишь бронзовый крестик нагрелся и жег кожу, будто огнем. Он хотел крикнуть, но из горла вырвался только сдавленный сип. Задыхаясь, он рванул на груди рубаху и без сил повалился на скрипучие доски.

Когда он проснулся, уже рассвело. Андрей стряхнул со лба проступившую испарину, огляделся по сторонам. Собор был пуст. Он попытался вспомнить, что произошло с ним ночью, но мысли в голове путались, словно мухи в паучьих тенетах. Глянув вниз, Андрей почувствовал тошноту, хотя отродясь не боялся высоты. «И как угораздило заснуть прямо здесь?!» – подумал он.

Почувствовав жажду, он осторожно спустился по деревянным перекладинам. В висках будто стучали два молотка, оттого Андрей часто останавливался, чтобы перевести дух. Спустившись, он на минуту присел возле лестницы, прислушиваясь к биению сердца, потом встал, опираясь на леса, и вышел за порог, прихватив с собой узловатую палку. Осенний воздух освежил его, и Андрей пошел по тропинке в сторону колодца.

Увенчанный двускатной крышей деревянный сруб одиноко чернел среди потерявших листья кустов бузины. На полдороге Андрей замедлил шаг, разглядев жирного ворона, сидящего на деревянном коньке. Птица повернула голову и посмотрела на него с ленивым интересом.