Червь

– Ну хоть в мыслях вы такое допускали?

– Да нет.

– Что ж, сударыня, дай вам Бог и вперед сохранять этакую невинность.

Только сами-то вы про это молчок, разве что спросят. Да не выдумайте, если жизнь дорога, повторять это где-нибудь еще.

Со двора доносится цокот копыт, натужный скрежет обитых железом колес по камням и окрик кучера. Чиновник встает и выглядывает в окно. Лишь после того как карета выехала со двора, он, не оборачиваясь, как бы размышляя вслух, произносит:

– Такие толки для него нож острый.

Затем чиновник берет брошенный на кровать камзол и надевает.

– Теперь, сударыня, я вас оставлю. Делайте свои дела, а я скоро вернусь и отведу вас к мистеру Аскью.

Женщина отвечает легким кивком.

– Говорите одну только правду. И не бойтесь: он лишь с виду такой.

– Я и говорила правду, и дальше от нее не отступлю. Ни в едином слове.

– Эх, сударыня, правда правде рознь. Одно дело – то, что вы за правду почитаете, и совсем другое – правда истинная. От вас мы полагаем услышать первую, но доискиваемся-то мы второй.

– Буду говорить, как думаю.

Чиновник направляется к двери, но на пороге останавливается и бросает взгляд на Ребекку:

– Да, тебя бы я разыскивать стал.

Правое веко напоследок еще раз дергается, и чиновник уходит.

ДАЛЕЕ РЕБЕККА ЛИ

показала, die at anno praedicto.

В: Продолжим, сударыня. И помните, что свидетельствуете под присягой. И вот что мне желательно узнать прежде всего. Известно ли вам, что есть содомский грех?

О: Известно.

В: Не случалось ли вам замечать, чтобы Его Милость и слуга его во все время вашего с ними знакомства хоть раз показали наклонность к этому греху? Не имелось ли знаков того, что они вместе ему предаются?

О: Нет. Верно говорю – нет.

В: А когда Его Милость впервые поведал вам о своей немощи, не имелось ли каких указаний, что недуг его происходит от этой именно причины?

О: Нет.

В: А впоследствии?

О: Нет.

В: Не приходило вам на мысль, что, какие бы объяснения он ни представлял, как бы ни таился, а истинная причина все же в том самом и состоит?

О: Я знавала иных, о ком ходила такая слава, у них повадка другая. В том месте, где я греховодничала, про них чего-чего ни знают. Прозвание им – «петиметры» [140] и «смазливцы».

Расфуфырены так, что на мужчин не похожи. Уж такие хлыщи, такие кривляки.

Только и занятий, что строить козни и злословить. Люди говорят, это оттого, что они сами себе противны: видят, что им вовек из грязи не выбраться, ну и марают грязью всех без разбора.

В: И Его Милость был с ними несхож?

О: Ни капельки.

В: Когда Дик сходился с вами у него на глазах, не понуждал ли он вас совершать соитие противоестественным образом?

О: Ни словом, ни поступком не побуждал. Молчал как каменный.

В: Добро, мистрис Ли. На ваше суждение о сем предмете воистину можно положиться. Вы, стало быть, знаете за верное?

О: Знаю, что по ухваткам он ничего общего с теми господчиками не имел и слухов таких о нем не ходило. На что уж у мистрис Клейборн любили перемывать косточки гостям – бывало, распустим языки и ну пересказывать, какой у кого изъян да какие о ком толки. Но про Его Милость в этом смысле никто не поминал. Тоже и лорд Б. у меня про него выпытывал, – а это такая ехидна, другой во всем Лондоне не сыскать. Услыхать худое о приятеле – большей радости для него нету. Но и тот не давал никакого намека на такой порок. Только прохаживался насчет холодности Его Милости – что он свои книги и ученые занятия ни на какие женские стати вроде моих не променяет.

И все допытывался, не победила ли я в нем эту страсть.

В: Что же вы на это?

О: Что он в Его Милости обманывается. Тем самым его самого обманула.

В: Хорошо. Теперь – про пещеру.

О: Только знай, мистер Аскью: я стану говорить правду.

В: А я по своему усмотрению поверю или не поверю.

О: Правда – верь или не верь – останется правдой.

В: Тогда мое неверие ей не в убыток. Рассказывайте.

О: Стали мы подниматься к пещере, но самой пещеры еще не видели – она скрывалась от наших глаз за взгорком. И тут откуда ни возьмись дорогу нам заступила леди в серебре.

В: Как – в серебре?

О: Наряд на ней был преудивительный – словно как из серебра. А узоров на нем не было, ни цветочных, никаких. А еще удивительнее, что она носила узкие штаны – вот как носят поверх коротких панталонов моряки и северные жители. Я как-то видела одного такого, когда он верхом ехал по Лондону. И на ней были такие же, только уже. В обтяжку, как лосины. И курточка, тоже в обтяжку и из такой же серебристой материи. А на ногах сапожки из черной кожи – вроде мужских для верховой езды, только что голенища пониже. И смотрит она так, словно нас-то и поджидала.

В: И вы положительно утверждаете, что она будто из-под земли выросла?

О: Похоже, она до поры хоронилась в укрытии.

В: Отчего же вы взяли, что она непременно леди?

О: Видно, что не из простых.

В: Имела она сопровождение? Был ли при ней грум или слуга?

О: Нет, она стояла одна.

В: Молодая или в летах?

О: Молодая, пригожая. Волосы не собраны. Пышные, прямые, ни завиточка.

И черные что вороново крыло. На лбу выстрижены ровно, как по ниточке. Так чудно!

В: А шляпа или чепец?