Чеширская улыбка кота Шрёдингера. Мозг, язык и сознание

Как уже говорилось, здесь референция определяется не принципами теории связывания, но условием цепи. Для соблюдения этого условия необходимы исчерпывающие данные о референциальных характеристиках местоименного элемента (о его референциальной свободе / связанности и падежной маркированности). Результаты эксперимента позволяют прийти к заключению, что дети в четыре года еще не обладают достаточной языковой компетенцией, чтобы правильно сформулировать условие цепи, поэтому руководствуются лишь уже освоенными принципами. Так, фраза (23) не представляет для них трудностей, поскольку согласно принципу А возвратное местоимение (себя) всегда связано в своей минимальной категории, то есть оно не обладает референциальной свободой; а следовательно, даже при наличии сложной цепной конструкции с двумя предикатами (Маша увидела и

себя танцующей) оно будет оставаться связанным с субъектом главной минимальной категории (Маша). Рассмотрим теперь фразу (24), интерпретируя которую дети заходят в тупик. Уже освоенный к четырем годам (рис. 2) принцип В гласит, что личное местоимение должно быть свободно в своей минимальной категории, то есть во фразе (9) ее не может относиться к Маша. С появлением причастия (24) образуется цепь, где существительное (Маша) и местоимение (ее)

больше не находятся в одной минимальной категории, и принцип В больше не действует. Дети сталкиваются со сложной ситуацией отсутствия каких-либо предписаний по интерпретации личного местоимения, что и становится причиной случайных ответов (рис. 2).

В пятилетнем возрасте большинство детей уже обладают достаточной языковой компетенцией, чтобы сформулировать условие цепи и следовать ему при интерпретации ЕСМ-конструкций — как показывает диаграмма (рис. 3), количество правильных ответов по ЕСМ₁-конструкциям все еще не слишком велико — 69 %, тем не менее это уже не случайный выбор.

Что касается остальных четырех конструкций, где на определение анафорических отношений влияет наличие либо отсутствие логического ударения, то здесь также очевидна разница в ответах четырех- и пятилетних детей. Как было отмечено в п. 1.1.3, для русского языка не существует жестких закономерностей в интерпретации конструкций (4) — (7). Можно говорить лишь об основных стратегиях, выбираемых носителями языка. Очевидно, что такая неоднозначность в интерпретации и будет представлять основную сложность для детей. В диаграммах (рис. 2 и 3) указано количество «правильных» (согласно принципу параллелизма и референциального сдвига) ответов. Результаты четырехлетних детей по всем четырем конструкциям приблизительно равны 50 %, что говорит о возможности случайного выбора. Иными словами, сталкиваясь с возможностью двоякой интерпретации местоимения (в примере (25) допустимым антецедентом местоимения его может быть как мужчина, так и

мальчик), ребенок делает свой выбор случайно, не руководствуясь никаким, пусть даже ошибочным, правилом.

(25)Сначала мужчина ударил мальчика, а потом женщина ударила его.

К пяти годам у детей уже формируется системный подход к языку, их языковая компетенция позволяет производить тщательный анализ и выводить определенные закономерности и правила (возможно, иногда ошибочные), поэтому дети этого возраста уже не дают случайные ответы, но пользуются четкими стратегиями. Иными словами, их подход к экспериментальным стимулам сопоставим с подходом взрослых носителей языка. Как показали результаты, основной используемой пятилетними детьми стратегией стала так называемая стратегия предпочтения субъекта (Subject Preference), которую можно описать формулой (26).

(26)Subject Preference = SO(+) SS(—) UO(—) US(+)

Выбирая эту стратегию, испытуемые независимо от логического ударения и позиции местоимения (местоимение в роли субъекта, местоимение в роли объекта) выбирают в качестве антецедента местоимения субъект первой части предложения.

Что касается эксперимента с участием пациентов с аграмматизмом, то с самого начала возникал вопрос: достаточный ли у испытуемых объем оперативной памяти, чтобы декодировать стимульные конструкции? Как известно, во многом проблемы с восприятием речи при афазиях связаны с недостаточной мозговой активностью. Опровергнуть все опасения помогли фразы-филлеры — ни один из испытуемых не допустил в них ошибки, что позволяет анализировать остальные результаты (рис. 4).

Рис. 4. Общие результаты эксперимента с больными аграмматизмом

Несмотря на, казалось бы, четко вырисовавшуюся картину результатов, на основании сводной диаграммы никаких выводов сделать нельзя. Дело в том, что каждый случай афазии индивидуален, и даже явление аграмматизма при наличии прочих нарушений проявляется по-разному, поэтому было принято решение рассматривать ответы каждого испытуемого отдельно.