Честь

Мой выпад не принес результата. Сочувствие всегда застает меня врасплох. Я не знаю, что с ним делать, с этим дурацким сочувствием.

– Заруби себе на носу: мне наплевать, кто ты и как тебя зовут, – говорю я. – Здесь есть свои правила, и тебе надо их выучить. Чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше для тебя. Правило номер один: не претендуй на мое пространство. Правило номер два: не наступай мне на ноги. Правило номер три: не действуй мне на нервы. Усек?

Он растерянно мигает. Маленькие раскосые глазки перебегают с моего лица на стену и обратно.

– Зизхан усек, – говорит он.

– Вот и молодец!

Вскоре до нас долетает шум. Наступило утро. Двери, расположенные по обеим сторонам коридора, открываются. В молчании мы ждем, когда начальство явится проверить, на месте ли мы.

Появляется офицер Маклаглин. На его левом ухе повязка. Мы с ним обмениваемся ненавидящими взглядами. Он не простил, что я съел письмо Триппи. Я не простил, что он меня до этого довел. Он не простил, что я едва не откусил ему ухо. Я не простил, что он отправил меня в карцер. Мы оба хотим поквитаться друг с другом. И не скрываем свои желания.

– Помни, я за тобой наблюдаю, – говорит офицер Маклаглин. – Еще одно нарушение, и пеняй на себя.

Я молчу, прикусив язык. Набираю полную грудь воздуха, чтобы успокоиться. Он стоит так близко, что я вижу волоски в его ноздрях. Очень удобное расстояние. Чтобы разбить ему нос, хорошенько двинув лбом. Надо только правильно выбрать угол. Жаль, что я не могу осуществить свое желание.

Мы снова остаемся одни. Зизхан таращится на меня как на великое чудо.

– Почему он такой злой на тебя? – спрашивает он.

– Потому что он крыса, которая притворяется человеком.

Зизхан хохочет, словно это лучшая шутка, которую он слышал в своей жизни.

– Человек-крыса, – повторяет он. – Здорово!

Он погружается в задумчивость и после изрекает:

– Еще бывать человек-рыба, человек-птица, человек-змея, человек-слон. В этом мире мало человеческих людей.

Я не очень представляю, о чем он говорит. Странный он парень, хотя я никак не могу понять, в чем именно заключается эта странность. От него не так просто отделаться, и его блаженная улыбка начинает выводить меня из себя. Наверное, надо посоветовать ему сполоснуть морду водой и смыть эту дурацкую улыбку. Но я не успеваю открыть рот, как он спрашивает:

– Трудно все время драться?

– Что? – растерянно переспрашиваю я. – Что значит – все время драться?

– Драться значит драться. Наверное, ты уставать от это?