Сделав два последних положенных шага, ребята замерли, а командир, вытянувшись, отрапортовал:
– Товарищ старший воспитатель! Девятое отделение прибыло со школьных занятий на обед.
– Почему шли без песни? – спросил капитан.
– А мы только одну кончили, а другую не успели начать, – ответил командир.
– Смир-рно! – скомандовал Кирилл Петрович. – Товарищи воспитанники! К нам прибыл новый товарищ, Антон Шелестов. Встретим его по-дружески, как всегда. Ясно?
– Ясно, товарищ старший воспитатель! – ответил за всех командир.
– Воспитанник Шелестов! – обращаясь к Антону, так же торжественно сказал Кирилл Петрович. – Займите место в строю девятого отделения.
Антон встал в строй.
Так совершен был обряд вступления его в новую жизнь. Но, как многие обряды, он содержал что-то внешнее и поверхностное, и Антону много еще пришлось пережить, прежде чем девятое отделение стало для него по-настоящему своим.
9
Мишка Шевчук размышлял пять дней. За это время начальник каждый день заглядывал на вахту, где эти дни находился новый строптивый воспитанник, или вызывал его к себе. Но Мишка продолжал упорствовать:
– Не хочу. Не нравится. Климат не подходит.
В другой раз опять решительно заявлял:
– Нет. Большевики не сдаются, и я не сдамся.
– Ну и каша же у тебя в голове, – усмехнулся начальник. – Да ты же против большевиков идешь.
– Почему «против»? Большевики сами собой, а я сам собой. Я совсем из другого мира.
– Ах, вот как? А мир, против которого ты ополчился, это какой же? Мир труда и народа. И ты против него? Большевики хотят устроить жизнь как следует, а ты?.. Ты, мало того, мешаешь, ты против идешь!
– Ну ладно! Это вы пионерии своей говорите. А у меня убеждения, и никто меня не может сломить.
– Убеждения!.. Никаких убеждений у тебя нет. Ты просто трус!
– Кто? Я?
– Да! Ты! Ты боишься актива, каких-то «бугров»…
– Боюсь? – на лице Мишки проступила отчаянная решимость. – Да пусть меня только тронут – трое мертвых лежать будут.
– Может, немножко множко: трое-то?
– А вот посмотрите! Я вам тоже веселую пятницу сделаю.
– Какую веселую пятницу?
– Такую. Обыкновенную.
– Подожди, подожди! О чем ты говоришь? Ты в какой колонии был?
Мишка назвал колонию, и начальник вспомнил, что там именно был какой-то непорядок, отмеченный в свое время в приказе. О нем говорилось и на совещании. Это и была, очевидно, та «веселая пятница». Начальник попробовал расспросить Мишку поподробнее, но тот хитро улыбнулся – «дураков ищете!» – и разговор снова не состоялся.
Начальник мог ввести его в зону насильно – вызвать двух надзирателей, и они под руки препроводили бы Шевчука в отделение. А дальше? Мишка не из таких, чтобы ягненком идти под руку с вахтерами – он стал бы брыкаться, кусаться, и, пожалуй, двум вахтерам с ним бы не справиться. И какая бы это была картина. И как бы все это подействовало на остальных ребят, да и на самого Мишку: «насилие», «издевательство», «ломают руки», «бьют»!
И начальник опять вызывал его к себе и предлагал сесть в кресло.
– Ну, как твои рога? На хранение у вахтера оставил или как?
Мишка в кресло садиться отказывался и на шутку не поддавался. Тогда начальник заводил окольные разговоры и, слово к слову, опять пытался выудить заинтересовавшую его историю «веселой пятницы». Это казалось ему очень важным и должно было объяснить – что же пугает Мишку, почему он так боится «бугров» и так не верит активу? Что преступники настроены против тех, кто становится на путь исправления, – это естественно; что они стараются вести за собой молодежь – это тоже естественно, но в истории этого дерзкого и как щитом прикрывающегося этой дерзостью парнишки могло быть и что-то личное, свое.
Не первый год работал подполковник Евстигнеев начальником колонии. Без большого энтузиазма принял он, вернувшись с войны, это назначение, пробовал отказываться, но – дело партийное! – пришлось согласиться. А потом втянулся в работу и полюбил, полюбил ребят и эту непрерывную, ни на одну минуту не прекращавшуюся борьбу. Интересно! Интересно принять вот такого ерша, провозиться с ним и год, и два, сколько потребуется, а потом пожать ему на прощанье руку и затем получить от него издалека письмо со словами благодарности.