Честь Афродиты

— А его сейчас нет, — ответила она. Она меня тоже узнала, мы на «поминках», вернее на возращении шефа с дядей Гришей в качестве почётных гостей присутствовали. Жаль недолго посидели. Поели и ушли. А у них ещё танцы там предполагались. Я бы в принципе не против, но дядя Гриша сказал: «Пошли, пусть они без нас тут… у них повод». Эх… И ладно, и пусть! Но очень вкусно всё было. Хорошая кухня была, мне понравилась, повторить бы сейчас, но… — Он будет с минуты на минуту, звонил. Если кто придёт, сказал, подождать. Вы договаривались?

Я ответил «да». И не соврал. Я ведь, извините, не гость здесь какой, чтоб разрешение просить, я по делу. Дядя Гриша послал. Она предложила зайти к вице-президенту — пока! — чтоб я наверное в пасьянс играть ей не мешал.

— А он появился — вице-президент? — изумился я. — Он здесь? Вот здорово!

Приятная неожиданность. Никитин, мне сказали, слинял из фирмы, уволился. А я долг не отдал. Долг, возврата требует! И ещё раз встречаться с «третьими лицами» очень не хотелось, спасибо. А он взял и появился. Сам! И хорошо сделал, что вернулся. Вот сейчас я и отдам должок. Хорошо!

— Да, — ответила она. — Вторая дверь напротив, по коридору, там табличка.

Это я и без неё знал, мы там уже бывали. Не я, а Пастухов жучок ставил, помню.

Коротко постучав, я вошёл.

О! На месте Никитина, закинув ноги на край стола, свободно развалившись в мягком вице-президентском кресле сидя на пятой точке раскачивался хиповый парень. Лет семнадцати — восемнадцати… Пацан. На голове дрезы, нос курносый, глаза «нулевые», то есть закрытые, в ушах наушники, на столе плеер, вместо костюма и даже рубашки безразмерная майка, не то баскетболиста, не то хоккеиста, искусственно рваные подвёрнутые джинсы, на ногах белые крутые кроссовки, под ними белые с цветными рисованными кольцами носки, почти гетры. Одна ступня ритмично неслышный такт выписывает, другая нога в колене дёргается, обе руки в воздухе танец спаривающихся змей изображают. Блестят наручные часы, на другой руке кольца какие-то, похоже браслеты. На шее тоже какие-то непонятные мне не то бусы, не то амулеты. Не парень, а сплошной гламур.

Меня он не видел, и не слышал. Даже не ждал.

Пришлось подойти к столу и массивной настольной зажигалкой по столешнице пристукнуть: «тук-тук», мол, привлечь внимание.

Открыв глаза, отрок неожиданно несказанно мне обрадовался, расплылся в счастливой улыбке, словно мы с ним на одной заставе лет пять— шесть одну тропу топтали, из одного котелка ели, в один нужник в мороз и зной бегали, и всё такое прочее, службу тащили.

— О, хорошо что зашёл, послушай-ка, — убрав ноги со стола, парень быстро наклонился ко мне и сунул в ухо один наушник. — Дипп Пёрпл! Клёво, да? Улёт. Хит. Слышал? Последний концерт.

Особо размышлять мне было некогда, потому что наушник, «вдарив» по ушной перепонке мощными гитарными рифами и автоматной очередью барабанного ритмичного сумасшедшего боя, хитово децибелил…

Отрок в это время, глядя на меня, в восторге дёргаясь, изображал кукольную марионетку. Но безмерно счастливую, почти в трансе.

— Нереальный улёт, да? — Парень восхищённо улыбался, почти смаковал слова. И улыбка у него была совсем детской, и лицо симпатичным, по-моему он даже ещё не бреется, отметил я, как и то, что такие «морковки» девчонкам точно нравятся, независимый, и всё такое. — Отпад, да! Ну?!

— Ага, — признался я, выдёргивая ушную «затычку». — А где этот? — спросил.

— Кто? — парень вроде не удивился вопросу, машинально спросил.

— Этот, который вице-президент, Никитин. Здесь сидел.

— А, Никитин?! Так он же уволился. За бугор слинял. Это мой теперь кабинет. Я здесь теперь. — Парень развёл руками и сунул освободившийся наушник на привычное место… В секунду забалдел…

Пришлось плеер выключить. Я же по делу.

— Слушай, а это чей там жёлтый зверь на стоянке асфальт копытит, не знаешь? — спросил я. — Красивый!

— Феррари, что ли?

— Ну!

— Мой! — отрок небрежно махнул рукой. Часы сверкнули цветной радугой. — Шнурки подарили. — Пояснил он. — На совершеннолетие. Полгода назад. Феррари 360, спецзаказ. — Парень вновь наклонился на стол, приблизился ко мне, особо доверительно восхищённо сощурился. — Заметил, диски на двадцать дюймов! Больше не влазят. Заметил? Вот! А фишку улётную? Засёк? Они вертятся? Ты шёл, видел, они вертятся? Вертятся?

— Да, как едут, — в памяти мгновенно всплыла картинка вращающихся дисков.

— Вот! Потому что суперкрутые. А движок — пятьсот лошадей. Но сейчас Феррари уже круче выпускает, на семьсот пятьдесят, говорят. У меня такой будет. Мы на очереди.

Движок я не заметил, только форму машины.

— Ни фига себе подарочек… А кто у тебя предки? Не президент, случайно, — съязвил я. Не от зависти съязвил, машинально. По школьной привычке.

— Нет, конечно, хотя, президент без него и шагу ступить не может.

— Доктор, что ли?

— Ты чё, какой доктор, он речи ему пишет и вообще… Политолог он.

— А, политолог…

— Хочешь прокатиться? Я дам. Только не здесь.

По моему лицу он понял вопрос, ответил.