Честь дороже славы

Возвращение Потемкина в столицу совпало с Пасхой. Всеношную он отстоял в попутном сельском храме, дивясь тому, с какой истовостью и благостным трепетом вел службу старенький батюшка, обладающий красивым, не по возрасту сильным голосом. Потемкин не преминул пожертвовать деньги на нужды храма. Он, сам о том не думая, легко сходился со служителями божьими, которые ответно тянулись к нему.

Полуторамесячное отсутствие в столице, отдых в Москве у матушки и в своем имении, поездки в войска – вольность в поступках и отдаленность от двора способствовали укреплению здоровья. Но даже на отдыхе Григорий Александрович вел переписку, контролировал деятельность Военной коллегии и ход крымской кампании. Дважды к нему вызывался полковник генштаба Герман и представлял доклад о создании Азово-Моздокской линии. План этот, всесторонне разрабатываемый второй год, был окончательно составлен и подготовлен для представления императрице.

День рождения Екатерины, по обыкновению, пышно отпраздновали при дворе. За долгое отсутствие и за то, что перестал писать «цыдули», Григорий Александрович выслушал от именинницы справедливые упреки. Торжественный этикет не позволил ему напомнить о Завадовском, который избегал, как демона, светлейшего князя, и об Орлове, исполнявшем в его отсутствие обязанности генерал-адъютанта. Доверенные люди доносили Потемкину об интригах, плетущихся против него Никитой Паниным и братьями Орловыми. В этом не было ничего нового. С главой Иностранной коллегии как будто были установлены в последний год приемлемые отношения. Стало быть, идея Никиты Ивановича свергнуть Екатерину с трона, чтобы передать корону ее сыну, не отринута! Этот старый лис сознает: пока рядом с государыней Потемкин, сей маневр не осуществить. Понятна была неприязнь и Орловых. Фаворитствовать, участвовать в делах государственных – и лишиться вдруг привилегий, отойти в тень Ее Императорского Величества. Обо всех плутнях Потемкин не преминул сообщить «матушке Екатерине». В ответной записке она его успокоила и пообещала приструнить Панина, направив к нему вице-канцлера Остермана, назначенного, между прочим, по рекомендации самого «милюши».

Спустя три дня после чествования Екатерины, узнав из депеши, что Диван избрал крымским ханом Шагин-Гирея, Потемкин в приподнятом настроении отправился на прием к императрице.

Сердце сжалось, когда он вошел в такой знакомый кабинет с массивным столом, отражающимся в зеркальной глади паркета. Был понедельник, двадцать четвертое апреля, и в открытую форточку высокого окна доносились трели скворца, облюбовавшего ветку липы, в мелких листочках, видную в нижние шибки. За отдельным секретарским столом никого в этот час не было – ни Завадовского, ни Безбородько, малороссов, обласканных императрицей. Она ждала его в уединении. И едва он по привычке двинулся к ней армейской поступью, Екатерина поднялась и, шелестя платьем, вышла из-за стола. В большой комнате было солнечно, и глаза любимой женщины светились, казались прекрасней, чем прежде. Она шутливо сморщила переносицу и, шепнув что-то неразборчивое, поцеловала его в губы. Он одной свободной рукой обнял ее за плечи, прижал к себе. И ощутил порывистое ответное движение…

Но тут же его венчанная супруга отстранилась.

– Не по этикету, батинька, поступаешь. Сперва о делах, а потом о сердечных тайнах.

Императрица вернулась за стол. Глядя на соправителя государства, улыбнулась и указала на кресло. Машинально открыла табакерку, вдохнула аромат смеси, приготовленной по ее рецепту. И Потемкин разобрал запах донника, мелиссы, мирта, крепкий дух турецкого табака и еще неведомых растений. В этом как бы отвлекающем действии он почувствовал, что Екатерина несколько напряжена, как человек, опасающийся разговора, которого лучше было бы избежать. Он это понял и решил воздержаться от объяснений.

– Курьер от Прозоровского приехал. Хан выбран. Знаешь ли? – радостно блестя глазами, спросила Екатерина.

– Да, Ваше Императорское Величество. И смею поздравить вас с сей долгожданной и приятной новостью. Шагин-Гирей всегда склонялся к нашей державе. И вольность, отпущенная Крыму трактатом, будет использоваться им на благо населяющих его народов. Ваша мудрость простерлась и на татарские орды.

– Стахиеву я дала наказ продолжить с турками негоциации. В Крыме теперь потребно установить правление наследственное, а не выборное. И наследственным ханом объявить Шагин-Гирея, а не Девлетку, которого как виновника всему злу, никогда не будем мы терпеть там. Кроме того, турки до сих пор не пропустили наши суда в Черное море. И, как следует в депеше от Стахиева, облыжно признают их военными. Эка глупость. Да и Шагин-Гирея не принимают как хана!

– Ваш голос мне всю душу переворачивает… Соскучившись в отдалении невозможно…

– Вы своими упреками изводите меня, сударь… Душой и духом, батинька, я всечасно принадлежу вам. И мало ли языки распространяют слухи неправдоподобные.