Честь и бесчестье

Если открыть правду сейчас, дедушка молодого мистера Мак-Крейга поймет, что его внучатый племянник женат вовсе не на той милой актрисе, которую ему представили в качестве родственницы. И неизвестно, как тогда обернется дело — может быть, будет гораздо хуже, чем если бы ему рассказали правду в самом начале!

«Я обязана помочь им! Я просто не могу поступить иначе…» — убежденно повторила про себя Шимона и подумала, что герцог и Нэнни что-то уж слишком засиделись в столовой.

Наконец дверь в гостиную распахнулась, и на пороге появился герцог.

Он умышленно оставил двери открытыми, и Шимона поняла, что Нэнни ожидает в холле и услышит все сказанное им.

— Все устроилось как нельзя лучше, — объявил герцог. — В нашем плане есть только одно небольшое изменение.

— Какое же? — со страхом спросила Шимона.

— Поскольку я не питаю к графу Гленкейрну особо теплых чувств, я послал к нему в Лестер своему грума. Он должен передать старику Мак-Крейгу мою просьбу оказать мне честь быть гостем в моем доме. Это совсем близко от того места, где он сейчас находится, — собственно говоря, в каких-нибудь пяти милях. Кроме того, мне кажется, нам всем будет удобнее, если мы сможем закончить наше дело без посторонних.

— Я с вами согласна, — произнесла Шимона, вспомнив, что ей снова предстоит играть роль жены Алистер а.

— Значит, договорились, — заключил герцог. — Я заеду за вами завтра в полдесятого. Вы сумеете собраться к этому времени?

— Разумеется, я буду готова, — пообещала Шимона.

Ее глаза загорелись радостным огнем — она поняла, что Нэнни не сумела помешать ее поездке с герцогом.

С той минуты у них не было возможности поговорить наедине, и вот теперь, когда они вдвоем очутились в фаэтоне, Шимона осмелилась спросить:

— Вы не очень… сердитесь?

— Сержусь? — удивился герцог. — Почему, по-вашему, я должен сердиться?

— Я подумала, что Нэнни могла нагрубить вам вчера и вы… вышли из себя…

Герцог усмехнулся.

— Она вовсе не грубила мне, — возразил он. — Просто говорила весьма строгим тоном, как обычно делают все бывшие нянюшки. Я чувствовал себя так, словно снова очутился в детской и моя собственная няня дает мне нагоняй за какую-нибудь провинность.

— Именно этого я и боялась, — тихонько призналась Шимона.

— Я вполне заслужил этот выговор, — возразил герцог. — Вам действительно не стоило принимать участие в том, что ваша добрая нянюшка назвала «сомнительными затеями».

— Нэнни была просто в ужасе, когда я ей все рассказала. Ведь она с детства приучала меня никогда не лгать…

— И была абсолютно права.

«А ведь он что-то скрывает от меня», — подумала Шимона и с тревогой посмотрела на герцога.

Она почувствовала, что между ними внезапно возник некий непреодолимый барьер, но в чем именно он состоит, она не сумела бы объяснить даже самой себе.

Герцог был, как всегда, любезен и вежлив, но вместе с тем несколько сдержан. Когда они вдвоем обедали в отдельном кабинете дорожной гостиницы, он вдруг так взглянул на Шимону, что ей стало не по себе.

Алистера с ними не было — он поехал встретиться в Нортгемптоне со своим другом, — и Шимона опасалась, что Нэнни не позволит ей остаться с герцогом наедине. Но как ни странно, та без звука удалилась в общую обеденную залу, куда ей и камердинеру герцога подали ленч.

К тому времени фаэтон уже преодолел весьма значительное расстояние, и быстрая, захватывающая дух езда заставила Шимону ощутить зверский голод.

Впервые с тех пор, как не стало отца, девушка почувствовала, что горе, окутывавшее ее словно туманом, понемногу отступает и она уже в какой-то степени вновь может наслаждаться сиянием светлого дня.

Она и не предполагала когда-нибудь снова встретиться с герцогом, а между тем сейчас он был рядом с ней. Шимона слышала его голос, наслаждалась его близостью, и чувство радости и счастья овладевало ею с каждой минутой все больше и больше.

Она сняла дорожный плащ, капюшон которого был отделан красивым мехом, и ее светлые густые волосы выглядели солнечным пятном на фоне темных дубовых панелей гостиницы.

Когда с едой было покончено и слуги убрали со стола, Шимона подняла свои ясные голубые глаза на герцога.

— Я… никогда не думала… что мы с вами снова встретимся… — тихо сказала она.

— Это было ваше решение, а не мое.

— Я знаю, мне не следовало соглашаться на все это… Но иначе я не смогла бы увезти папу в Италию…

Герцогу следовало бы воспользоваться этим поворотом в разговоре и снова сказать, что он не допустил бы ее отъезда, но, к ее удивлению, он ничего не ответил, а встал из-за стола и довольно сухо напомнил:

— Если вы готовы, то нам пора в путь.

Его тон был странно резким, а во взгляде появилось новое выражение, смысла которого Шимона не уловила. Казалось, герцог всеми силами избегает ее взгляда.

— Что-нибудь случилось? — робко спросила девушка.

— Нет. Ничего не случилось, — отрывисто бросил он.

— Вы изменились… Должно быть, Нэнни сказала вам что-нибудь… неприятное. Пожалуйста, не обращайте на нее внимания! Я ни на секунду не поверила ничему, рассказанному… о вас.

— Ни на секунду не поверили? — с расстановкой переспросил герцог. — И что же она вам наговорила?