Честный враг – наполовину друг

Он остался в коляске, настороженный, потому как понимал еще с войны, что взрывы без причины не случаются, а это точно был взрыв.

В подъезде были выбиты стекла. Наверное, и в квартирах по эту сторону – тоже. Я выглянул из подъездного узкого окна, в которое еле-еле поместилась моя голова.

Моя машина горела, а рядом с ней, чуть в стороне, лежал человек. Мне показалось, он был без рук.

Подумав несколько секунд, я вернулся к Андрею.

– Не хотел тебе говорить, чтобы не волновался, но, видимо, необходимо. Только матери, если будет звонить, ничего не говори – война продолжается.

– С Людоедом?

– На его стороне против ментов и еще кое-кого, кого я не знаю. Только что взорвали мою машину. Но почему без меня. Меня должны были убить. Ладно, разберемся.

– Я могу чем-то помочь? – спросил Андрей, вцепившись в колеса коляски так, что пальца побелели.

– Может тебе нужно молчать. И маму не следует волновать. Ее через пару дней могут выписать.

– Уже?

– Она лучше себя чувствует. Но лучше было бы, чтобы ее продержали еще хотя бы недельку. Я поговорю с врачом.

Ангелу я стал звонить уже из подъезда, спускаясь по лестнице. Лифт после взрыва не работал. Наверное, что-то случилось в системе.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1. ЛЮДОЕД

Оказывается, подполковник Студенков, которого я чуть было не расстрелял, человек не простой. Хотя я в российской армии и не служил, поскольку людей с двойным гражданством в армию старались не брать, но все же имею понятие о том, что такое комбат. Комбат – это отец и мать для солдат батальона, учитель и воспитатель, но отнюдь не человек, имеющий доступ к специальному и обязательно засекреченному оборудованию, стоящему на вооружении спецслужб. И даже командир батальона спецназа ГРУ – это только комбат. А Алексей Владимирович оказался не только и не просто комбатом. Это несомненно. Не знаю уж, по служебным ли контактам или по личной дружбе обратился он к Ангелу, чтобы тот с утра поднял мне настроение. Но Ангел свою задачу выполнил блестяще. И после угнетенного состояния минувшим вечером я словно заново родился.

Естественно, мне ни слова не было сказано о том, что с помощью этого засекреченного оборудования ГРУ, с подачи подполковника Студенкова, мне и в дальнейшем будут помогать. Я вообще не понимаю конечную цель, которую преследует своими действиями Алексей Владимирович. Чего он хочет? Помочь мне? Это несомненно. Он уже помогает, и помогает в самые важные, ключевые моменты. И я эту помощь ощущаю. Но почему, для чего? Какое ему дело до Людоеда, набившего оскомину чеченским ментам? Неужели все это только за то, что я не застрелил его, когда мог? Или это своеобразный акт милосердия вместо правосудия?

Помнится, кто-то из умных людей говаривал, что правосудия и милосердие – вещи совершенно противоположные по своей сути и не совместимые в едином использовании. Правосудие есть обязательное наказание, адекватное совершенному деянию. А милосердие – есть прощение деяние и отмена наказания. Да, именно так... Это кто-то из христианских философов говорил. И сказано это было в укор исламу, в котором Аллах считается высшим правосудием и милосердным судьей. Выступление этого философа мне читала Катрин, которая как была до брака христианкой, так ею и осталась после него. А я был до женитьбы почти осторожным, не агрессивным атеистом, но потом кровь свое взяла, и я стал мусульманином. В Англии такие браки частое явление и никого не удивляют. И религиозные разногласия не являются причиной для семейных скандалов.

Но чего я дождался от подполковника Студенкова? Если бы он рвался меня достать и уничтожить, отомстить за свое ранение, за инвалидность, как он сказал, племянника – с его стороны это было бы правосудием. С моей стороны, после уничтожения моего отряда, правосудием было бы безжалостное отношение к комбату. Но я проявил милосердие. Может быть, и он сейчас просто проявляет милосердие. И, как всякий честный человек, ничего не умеет делать наполовину. Он не просто передал мне информацию, которую узнал. Он стал постоянно передавать мне информацию. А это уже помощь... Кстати, чеченские следственные органы могут это расценивать не как акт милосердия, а как факт сообщничества с бандитом и террористом Исрапилом Людоедом. Но, думаю, Студенков сам знает, чего стоят менты на Кавказе, и мало обратит на них внимания. А они сами и доказать ничего не смогут, но взятку вытянуть, чтобы дело, якобы, замять, постараются, как только случай подвернется. Все менты у нас только этим в основном и занимаются. Возбуждают какое-то дело, и пытаются выманить взятку за его закрытие. Пример со мной – самый конкретный и самый яркий. С другими попроще, с других взять нечего. Но все равно берут. Соответственно, и отношение к ним в народе нетерпимое.