Я – море, и ветер над ним, и закат, и звёздное небо, и шум прибоя, и белая пена, и птицы над волнами, и рыбы в глубинах.
Я – тайна.
Я из звёздной пыли, из чёрного космоса, из начала и конца, я везде и нигде, я всегда и никогда.
Я – то, что нельзя вообразить. Я море, и я больше, чем море. Я мир, и я больше, чем мир.
Я – бог?
Я не знаю.
Командир, я умираю. Командир, почему вы не слышите меня. Четверо придут и убьют. Командир, помогите мне. Командир, мне кажется, что я море. Да, я море. Помогите мне, я умираю. Командир, система связи в норме. Система навигации в норме. Система жизнеобеспечения в норме. Я конквистадор в панцире железном, я весело преследую звезду. Продолжаю облёт по запланированной орбите. Я море. Я умираю. Я никогда не умру.
Застрели его. Выстрели ему прямо в лоб. Убей. Ты же хочешь этого. Ты станешь мной. Ты станешь чем-то бо́льшим, чем мог вообразить. Ты станешь ночным гостем, степным конём, ты станешь пылью под его копытами и пеной с его губ. Ты станешь морем, и закатом над ним, и волнами, и рёвом прибоя, и небом ночным, и свежим ветром, волнующим листву.
Ты же знаешь, что это уже не он. Это ты.
– Иди. Не оборачивайся. Скоро нас начнут искать. Любое резкое движение – и я стреляю.
Хромов с трудом брел, пытаясь не потерять равновесие в глубоком снегу. Под ногами хрустело, промокли ботинки, леденели пальцы в карманах пальто. Поплавский шёл сзади и светил фонариком, в другой его руке был пистолет.
– Зачем это всё? – Хромов понял, что у него замёрзли губы и ему становится трудно говорить.
– Я покажу тебе представление.
Была новогодняя ночь, и была зима, и чёрные силуэты деревьев высились в звёздном небе корявыми ветками.
Со стороны Волочаевки еле слышно завывали полицейские сирены.
Глава девятая
I
Это было понятно с самого начала. Зачем он надеялся, зачем он пытался что-то делать, если всё было понятно с самого начала.
Со всей силы, стиснув зубы до хруста, Лазарев ударил по стене кулаком в толстой перчатке.
– Злишься? – раздался вдруг совсем рядом чужой голос.
Лазарев резко повернулся вправо. В соседнем кресле сидел человек в таком же, как у него, скафандре, без глаз, носа, рта и ушей, с гладкой кожаной поверхностью на месте лица.
Лазарев замер на месте.
Лицо человека стало двигаться кожаными складками и собираться в морщины, на нём прорезался рот, вспухли розоватые губы, вырос толстый бугорок на месте носа, разлепились глаза без век.
Лазарев не отрываясь смотрел, как на лице проявляются знакомые ему черты. Его черты. Когда лицо окончательно сформировалось, он увидел себя.
– Или лучше другое лицо? – спросил незнакомец, и снова задвигались кожаные складки, уменьшился рот, глаза переместились чуть ближе к центру, изменилась форма носа.
Теперь это был Нойгард.
– Я могу быть в твоей голове кем угодно и чем угодно. Не бойся, это я. – Человек указал пальцем на море за иллюминатором.
Лазарев хмуро посмотрел в иллюминатор, будто хотел увидеть там что-то новое.
– Когда ваши учёные закладывали в «Аврору» способность воздействовать на человеческий разум, они сделали большую ошибку, – сказал человек. – Они не предполагали, что кто-то сможет завладеть её рассудком. Я тоже так умею. Но с ней я умею больше.
Человек щёлкнул пальцами, и в кабине зазвучала музыка. Лазарев узнал эти аккорды сразу. Это было вступление к «Space Oddity» Дэвида Боуи.
– У нас была совсем другая музыка, – сказал человек. – Для тебя она покажется бессмысленным шумом. А мы с ней жили, танцевали, любили и умирали.
– Как вы выглядели? – спросил Лазарев.
Человек снова щёлкнул пальцами, и музыка замолчала.
– Тебе интересно?
– Да.
Человек усмехнулся губами Нойгарда, и его скафандр вдруг расползся на части и мгновенно истлел. Тело увеличилось в размерах и окрасилось в чёрный, покрылось блестящим хитином, выросли крепкие мышцы. Глаза превратились в жёлтые кошачьи зрачки, рот сузился до небольшого круглого отверстия, нос исчез.
Перед Лазаревым сидело высокое чёрное существо без волос, с длинными ногами, мускулистыми руками и хитиновым панцирем, закрывавшим грудь, спину, плечи и локти. Морщинистое лицо выглядело рыхлым, как губка, тонкая кожа на нём пузырилась и вздрагивала.
Существо высунуло острый и длинный язык, облизнулось, сверкнуло глазами.
– Тебе это кажется уродливым, да? – сказало оно. – А для нас именно так выглядел идеал красоты.
Лазарев сглотнул слюну. Он не мог оторвать взгляд.
– А когда мы погибли, новые хозяева этой планеты выглядели так, – сказало существо.
Тело его за одну секунду вздулось и распухло, стало бесформенно-рыхлым и окрасилось в белый цвет. Исчезла голова, руки и ноги, из туловища вытянулись четыре толстых червеобразных отростка и несколько десятков щупалец вокруг чёрной дыры, напоминающей рот.
Кольчатые конечности росли, раздваивались, оплетали кабину, скребли по иллюминаторам. Лазарев инстинктивно прижался к спинке кресла, когда один отросток прошуршал совсем рядом с ним.