Понятно, что все это сопровождалось и сильнейшими социальными потрясениями. В Америке резко обострились проблемы имущественного неравенства, усилилось политическое и идеологическое размежевание общества на «враждующие племена». Наметился общий кризис либерализма, очевидный даже для самых рьяных его апологетов наподобие журнала Economist.
В конечном счете дело дошло до того, что миллиардер-популист Трамп возглавил политическое восстание «убожеств» (deplorables, выражение Хиллари Клинтон), то есть народных масс, против либеральных элит с их удушающей политкорректностью. Те в ответ тоже пошли по пути радикализации: вплоть до публичных дискуссий о возможности социализма в Америке, попытки импичмента законно избранного президента страны, а затем — и до «войн исторической памяти», опрокидывания монументов, фактического подстрекательства к мятежам и погромам под лозунгами борьбы против системного расизма и социальной несправедливости.
Еще совсем недавно — во времена реальной холодной войны между Востоком и Западом, а не ее нынешнего суррогата — ничего подобного в Америке невозможно было даже себе представить. Я считаю, что в этом единстве и борьбе противоположностей и проявляется на современном этапе та взаимосвязь процессов исторического развития, которая воплотилась для меня в образе рушащихся одна за другой башен-близнецов.
Кстати, при всей ее внешней апокалиптичности меня эта аллегория скорее обнадеживает. Потому что открывает путь к конвергенции — в идеале, к соединению всего лучшего, что наработано до наших дней капиталистической и социалистической системами, фактически к их слиянию.
В СССР эта буржуазная теория считалась вредной идеологической ересью, да и известна была в основном понаслышке — главным образом в связи с травлей придерживавшегося ее академика Андрея Дмитриевича Сахарова. В сегодняшней же России, по-моему, она может быть сведена к констатации того, что наш исторический опыт по-прежнему значим и ценен, — и скорее всего не только для нас самих.
Американские власти со своей стороны вроде бы никогда не мешали работать теоретикам конвергенции — от Питирима Сорокина до Джона Кеннета Гэлбрейта. Но при этом всегда чувствовалось, что сливаться они ни с кем с самого начала не собирались, а скорее надеялись, что в результате всех этих трудов идейный враг просто разоружится и капитулирует. И того же Сахарова поддерживали, видимо, с такой же задней мыслью.
А уж когда Советский Союз распался, они и вовсе уверовали в свою историческую правоту, не подозревая, как скоро придется смирять гордыню и использовать, например, «идейно чуждый» опыт госрегулирования.
Прошу прощения за эти «размышлизмы», как я их называю, но для меня они составляли и составляют если и не основное содержание, то общий фон, важный контекст всей моей повседневной журналистской работы. Семена их сеялись еще при Клинтоне, а первые плоды появились при Буше и его преемниках в Белом доме.
7.1. В эпицентре. В. В. Путин и Ю. О. Кирильченко в Нью-Йорке, 2001. Фото предоставлено ИТАР-ТАСС, (с) С. Величкин, В. Родионов
7.2. Нью-Йорк без «Близнецов»
Глава 8. Барак H. Обама, 2009–2017. От «перезагрузки» до «Руссогейта»
Когда 47-летний афроамериканец по имени Барак Хусейн Обама был в 2008 году избран 44-м президентом США, это само по себе явилось историческим прорывом. Но ему этого было мало: он мечтал, чтобы его правление стало одним из самых успешных и результативных в американской истории.
Сразу скажу: не сбылось. Руководителем он в конечном счете оказался вполне заурядным. Ключевые его принципы: «Не наступать в дерьмо по глупости» (Don’t do stupid shit) и «Лидировать сзади» (Lead from behind) — больше всего напоминают мне таланты грибоедовского Молчалина: «умеренность и аккуратность».
Хотя справедливости ради надо сказать, что лозунг насчет лидерства на самом деле заимствованный и в силу этого не совсем точно переведенный. Это кумир Обамы Нельсон Мандела в своей автобиографии уподоблял лидера пастуху, который «держится позади стада, позволяя самым проворным [животным] забегать вперед, чтобы остальные следовали за теми по пятам, не сознавая, что находятся все это время под управлением сзади».
Пастырь и стадо — образы классические, известные с библейских времен. Но в современном политическом контексте, на мой вкус, сравнение общества со стадом (кого? скота?) выглядит все же весьма сомнительно. Во всяком случае, для демократической страны.