Четвертая экспедиция (сборник)

И глубокое убеждение Павла состояло в том, что союз между двумя сильными и умными людьми, основанный на взаимной любви и преданности, всегда прочнее любого другого неравного брака, будь то неравенство в области интеллекта, образования, дохода и чего угодно еще. Не всегда любовь в состоянии покрыть это неравенство без угнетения и подчинения другого человека.

И столько нежности он испытал в это мгновение к этой лучшей в мире женщине! Он вдруг понял, что не сможет без нее прожить ни дня. Как несправедливо обижал он ее своим невниманием столько лет. Чувства любви и благодарности к самому родному человеку переполняли его и захлестнули окончательно.

– Наташка, я люблю тебя, произнес он не только мысленно, но и вслух, едва шевеля губами.

–Да, милый Павлуша, возвращайся скорей. Я тебя жду и больше никуда не отпущу, – поймал он в безграничном эфире предназначавшуюся ему мысль единственной и любимой женщины.

И в этот момент так захотелось Павлу поцеловать ее сладкие губы, взять в объятия ее горячее тело и предаться всепоглощающей любви, и духовной и физической. Все! Скорее домой. Четвертая экспедиция на Луну будет в его жизни последней.

* * *

Очнулся он от того, что Линь так сильно тряхнул его за плечи, что хрустнули шейные позвонки, и голова едва удержалась на месте.

– Павел! Ну какого дьявола ты спишь? Просыпайся! Мы открыли 116-й элемент, и теперь о нас узнает весь мир.

Павел, еще плохо понимая, что происходит, ответил:

– Ну и отлично. Пожалуй, мы заслужили полноценный отпуск, – ответил он, протирая глаза и приходя в себя. – А вообще я сейчас больше всего хочу домой к любимой жене и детям. Меня больше ничего в мире не интересует, и оставьте, ради бога, меня в покое. Передай всем, пожалуйста, что как вернемся, я выброшу к черту все телефоны и никуда больше не полечу ни за какими открытиями.

– Ну да. Так мы тебе и поверили...

Байкальская симфония

Владимир вышел на балкон, чтобы немного расслабиться и прийти в себя. Теплый июльский день подошел к концу, потянул легкий ветерок, и дышать стало полегче. Балкон выходил во двор, где росло несколько старых деревьев, дававших густую тень. Наступил период отпусков, и москвичи в массовом порядке покинули город, и потому на улицах стало меньше автомобильных пробок, а воздух немного очистился.

Когда-то этот «музыкальный» дом в Каретном ряду принадлежал кооперативу Большого театра, но сейчас после нескольких десятилетий состав жильцов сменился, и мало кто из нынешних обитателей имеет отношение к искусству и музыке. Лишь внуки некоторых бывших знаменитостей удержались от соблазна продать свою недвижимость здесь в центре Москвы, за которую нувориши предлагали серьезные деньги.

Владимир сел в любимое кресло-качалку и погрузился в свои мысли. После многих лет напряженной работы и творческих исканий удача, кажется, снова стала поворачиваться к нему лицом. В юношеском возрасте его считали музыкальным вундеркиндом. Владимир тогда подавал столько надежд, что московский музыкальный мир только и говорил о его даровании. Им восхищалась пресса, и даже строгие музыкальные критики отмечали недюжинные таланты молодого пианиста. Это было неслыханно, но в 15 лет он уже был зачислен на первый курс московской консерватории и поначалу чувствовал себя очень неловко среди сокурсников, которые были на несколько лет старше. Но, как часто бывает, с возрастом этот юношеский успех куда-то пропал. Видимо, когда человек становится взрослым, пусть еще и совсем молодым, окружающие уже не воспринимают хорошую игру и даже виртуозное исполнение, как нечто экстраординарное. Когда эти звуки извлекает из инструмента уже совсем не ребенок, это не пробуждает в душе слушателей дополнительных восторженных эмоций. Да и самого Владимира перестало удовлетворять собственное исполнение некоторых наиболее популярных классических вещей, к которым прикасались в разное время ведущие пианисты мира. Он, скорее всего на подсознательном уровне, почувствовал потребность выразить в музыке именно свои чувства, мысли и ощущения, а не передавать чужие, пусть даже и прекрасные. Возможно, что и по этой причине, Владимир с некоторого времени стал с меньшим вдохновением готовиться к концертам, и это не могло не отразиться на качестве исполнения и на сдержанной реакции публики, от которой крики «браво» можно было уже слышать не так уж часто.

Но своя музыка давалась очень тяжело. То неуловимое, что в собственных мыслях казалось удачным, после переложения на ноты представлялось уже каким-то тяжеловесным и ненастоящим. Хотя некоторые свои небольшие произведения, которые он изредка вставлял в концерты, публикой воспринимались неплохо. Но это бывало совсем не часто.