Четвертая высота.

– Такой сон видела… как будто все ребята спят, а ты с Барасби верхом ездишь… Нехороший сон, нечестный.

– Откуда же ты это знаешь? А, Мамлякат?

– А так и знаю. Ты встала, и я встала. Ты в парк, и я в парк. А потом ты поехала, а я тебе рукой помахала и назад пошла.

– Мамлякат! Дорогая! Это я в последний раз. В самый последний. Я ведь сама знаю, что это нехорошо. Но ты понимаешь, мне так нужно научиться ездить верхом! Так нужно! А когда? Всё время у нас расписано – завтрак, обед, линейка, купанье, лодка, экскурсия, костёр… А дома и совсем некогда.

– А зачем меня обманула? – с горькой обидой спросила Мамлякат.

– Вот это и в самом деле плохо! – сказала Гуля, почувствовав свою вину. – Я не люблю обманывать… И не буду! Ни тебя, ни вожатых, никого! Ты мне веришь, Мамлякат?

– Верю, верю, – сказала Мамлякат. – Не сердись на меня… И на себя тоже не сердись!

И она потрепала Гулю по щеке.

В ЛЕСУ АЮ-ДАГА

Дни летели один быстрее другого.

Вокруг были чудесные новые места и чудесные новые друзья.

Вместе со всеми ребятами Гуля купалась в море, играла на площадке в волейбол, в теннис на теннисном корте, собирала камни на морском берегу, ловила для лагерного музея сачками бабочек. Бабочки здесь были удивительные – крупные, ширококрылые и такой окраски, которую нарочно ни за что не придумаешь: чёрные с золотой пылью, белые с голубой каймой, оранжевые с тёмно-синими пятнами, похожими на глазки павлиньих перьев.

Гуля и Барасби поймали самых красивых. Они оба очень быстро бегали и ловко работали сачками.

Спустя несколько дней, когда Гуля и её товарищи собрались после чая на веранде лагерного клуба, туда вошёл старший вожатый Лёва.

– Завтра с утра, – сказал он, – мы с вами пойдём в поход – на вершину Аю-Дага.

Лагерный клуб помещался в лёгком белом домике, со всех сторон окружённом открытой верандой. Тремя сторонами веранда выходила в парк, а четвёртой стороной – прямо в море. Здесь всегда было свежо и шумно – ветер похлопывал холщовыми занавесями, как парусами.

В самом домике стояли шкафы с книгами и стеклянные витрины с камнями, жуками, бабочками, ящерицами и водорослями. Но здесь ребята почти никогда не собирались. Настоящий клуб был на веранде. За белыми столиками у самых перил ребята играли в шахматы, читали, разрисовывали стенгазету. Если в море поднималась волна, столики то и дело приходилось вытирать полотенцем, а стенные газеты уносить на ту сторону веранды, которая выходила в парк.

Ребята разом вскочили на ноги и окружили Лёву.

– Завтра в шесть часов утра, – продолжал он, – мы встаём.

И он объяснил ребятам, как нужно готовиться к походу. А потом все врассыпную бросились к своим палаткам собирать рюкзаки и всё, что нужно для путешествия.

Наутро четвёртый отряд вместе с начальником похода Лёвой и отрядной вожатой Соней двинулся в путь.

К вечеру путники дошли до вершины Аю-Дага. Ребята натянули брезентовые палатки, развели костёр, и дежурные принялись готовить ужин.

Ночь была безлунная, чёрная, тихая.

Костёр понемногу разгорался, и огонь полз во все стороны. На секунду он прятался в чёрном дыму, а потом опять с треском выбивался наружу и взлетал вверх высокими пылающими фонтанами. Искры летали над поляной, точно красные мошки.

Было тихо. И вдруг где-то рядом робко заговорила маленькая сова-зорька. Жалобно, спросонья, она будто о чём-то спрашивала.

– Что это она говорит? – спросила Мамлякат.

– Она спрашивает: «Сплю? Сплю?» – сказала Гуля. – А ей никто не отвечает.

– Нет! – отозвался Барасби. – Она другое говорит.

– А что? – сразу обернулись к нему Мамлякат и Гуля.

– Она говорит: «Кукунау». Кошка говорит «нау», а эта птица – «кукунау».

– Нет, кошка говорит «мяу», – заметил кто-то из ребят.

– А у нас кошки говорят «нау», – сказал Барасби.

Снова все умолкли. Но зато громче затрещали, разгораясь, ветки, выше взметнулось пламя костра, озаряя лица ребят и белеющие поодаль палатки. Теперь по всей полянке стало светло от огня.

Но чем светлее становилось вокруг костра, тем гуще окутывал мрак высокую, плотную стену густого леса, подступившего к поляне.

Ребята с невольной тревогой оглядывались на этот чёрный-чёрный лес, и всем им хотелось ещё плотнее подсесть друг к другу, поближе к огню.

– Наверное, страшно ночью там в лесу, – сказала тихонько одна из девочек.

– Кому страшно, а кому и нет, – отозвался лихой мальчишеский голос. – А кто-нибудь пошёл бы в лес один? – спросил тот же голос после минутного молчания.

Никто ему не ответил.

– Можно мне пойти? – вдруг спросила Гуля, вскакивая. – Можно?

В глазах её отразились отблески огня.

– Зачем? Храбрость показать? – спросил Лёва.

– Нет, не потому, – сказала Гуля. – Просто хочется себя испытать.

– Нет, Гуля! – твёрдо сказал Лёва. – Это невозможно. Ваша смена всего несколько дней как приехала, и вы совсем не знаете здешних мест. В этом лесу есть непроходимые заросли, колючие, злые травы и кустарники. Иглица, например.

– А ещё есть держидерево, – добавила вожатая Соня, маленькая, тоненькая девушка, похожая на девочку.