Четвертая высота.

На столах стоят вазы с грушами и виноградом, разложены плитки шоколада. Ребята притихли и смущённо поглядывают на высокие, тяжёлые, белые с золотом двери.

И вот в зал входят руководители партии и правительства…

Гуля рассказывала, а отец и слушал её, и думал о своём. Давно ли его маленькую Гулю водили за ручку в детский сад? И вот она уже на приёме в Кремлёвском дворце. Да как хорошо, как торжественно рассказывает об этом: «В зал входят руководители партии и правительства…»

– Папа, да ты не слушаешь! – прервала Гуля мысли отца.

– Нет, слушаю, слушаю, продолжай! И Гуля продолжала:

– «Артековцам привет!» – услышали мы. Тут мы поднесли всем цветы. А потом нас попросили что-нибудь рассказать. Ребята шепчутся, мигают мне: «Гуля, иди!» И наши вожатые Лёва и Соня кивают мне. Ну, я вышла вперёд и сказала приветствие. Только почему-то не своим, а каким-то чужим голосом. Говорю и сама себя не узнаю.

– Это от волнения, – сказал отец. – Что ж, и взрослые иногда волнуются, когда выступают. Ну, а дальше, дальше что было?

– Нас попросили рассказать, как мы провели в Артеке время, как отдыхали. «Кто из вас самый храбрый?» – спрашивают. Ребята сначала молчат, стесняются. А потом говорят: «Барасби самый храбрый, а из девочек – Гуля Королёва. Она и верхом ездила, и одна в лес ночью ходила. Расскажи, Гуля!» Я шепчу ребятам: «Да ведь я только что выступала». Но тут, на моё счастье, Барасби уже согласился рассказывать. Переступил с ноги на ногу и говорит: «В Артеке мы очень хорошо отдыхали. Очень весело отдыхали в Артеке». Я сразу поняла: не знает он, о чём говорить. И ведь правда, трудно придумать сразу, с чего начать. Особенно во дворце. Верно, папа?

– Да, конечно. И что же ещё сказал Барасби?

– Сказал ещё что-то про школу… Ну, что всегда говорят в таких случаях: «Теперь мы с новыми силами возьмёмся за учёбу». И вдруг опять замолчал. Не знает, что говорить. Совсем смутился. А его спрашивают: «А всё-таки, что же вы делали в Артеке? В море купались?» – «Купались». – «На Аю-Даг ходили?» – «Ходили». – «На яликах и яхтах катались?» – «Катались». – «А когда же отдыхали?» – «Так это ж и есть отдых», – сказал Барасби и засмеялся. И все тоже засмеялись. «Ах, вот оно что, говорят, это и есть отдых!» А потом нас попросили спеть что-нибудь. Мы спели нашу артековскую песенку, ту самую, что мы часто пели в Артеке. Знаешь? «Мы на солнце загорели, и, как негры, почернели…» Спели мы первый куплет, ну и припев, конечно: «Наш Артек, наш Артек, не забыть тебя вовек», а нам и говорят: «Вы, кажется, не до конца спели. Там было что-то про Суук-Су». Ну мы осмелели и грянули: «У Артека на носу приютился Суук-Су». Только мы это пропели, нам и говорят «Ну, видно, придётся подарить Артеку Суук-Су, чтобы он не торчал у него на носу». – «Спасибо!» – закричали мы все. И тут кто-то из наших сказал: «У Артека на носу больше нету Суук-Су!» И все опять засмеялись.

Гуля замолчала. Ей представилась белая дача, спрятавшаяся в густой зелени парка. Ещё так недавно только издали, с артековского берега или с моря, катаясь на парусных яхтах, поглядывали пионеры на эту узкую и длинную полоску земли, глубоко врезавшуюся в море. И вот теперь этот заманчивый мыс, этот тенистый парк, эта белая дача – всё отдано им, артековцам! Навсегда!

– И на этом кончился приём! – прервал Гулины мысли отец.

– Нет, нет! – спохватилась Гуля. – Тут только и началось веселье. Знаешь, папа, как здорово танцует лезгинку Барасби? Барасби Хамгоков. Раскинул руки и так лихо понёсся по залу, что прямо чудо! Как вскрикнет «Аса!» – так и полетит! А ноги у него лёгкие, ловкие, будто сами по паркету скользят.

Гуля опять на минуту задумалась. – Ах, папа, до чего было здорово в Кремле! – сказала она и вздохнула. – Даже рассказать невозможно!

ВОЖАТАЯ ОКТЯБРЯТ

Гуля вернулась домой, в Одессу.

– Как всё у нас изменилось! – говорила она матери, оглядываясь по сторонам. – Потолки стали ниже, что ли?

– А может быть, это ты стала выше? – отвечала, смеясь, мать.

Уже наступила осень, но Гуле казалось, что это удивительное праздничное лето с путешествием в Артек и в Москву всё ещё не кончилось.

В первый же день Гулиного приезда к ней прибежали Лёля и Лина, и все три девочки отправились на кинофестиваль.

Кинофестиваль продолжался десять дней. Ребятам показывали по две картины в день, и Гуля приходила домой с опухшими глазами.

– Слушай, Гуля, – сказала ей наконец мама. – Когда кончатся эти бесконечные развлечения? Когда ты возьмёшься за работу? Ты что думаешь – бездельничать целый год и браться за книжки только перед экзаменами?

– Нет, мама, – серьёзно ответила Гуля. – Ты понимаешь, я и сама устала от удовольствия и хочу заниматься. Но ребята без меня не могут ходить в кино. Я объясняю им секреты съёмок.

– Обойдутся как-нибудь без твоих объяснений, – сказала мама. – А если ты сегодня же не сядешь за уроки, у тебя будут неприятности в школе. Ещё посерьёзней твоей «истории с географией». Так и знай.