Четвертая жертва сирени

— Магазин Ильина? Точно такой же случай? — Доктор покачал головой. — Нет, не слыхал. Но если все было именно так, как с этим несчастным, то городовой, скорее всего, пригласил врача из губернской земской больницы. Советую вам обратиться именно туда, господа.

— Что вы на это скажете, Володя? — осторожно спросил я, когда мы, покинув кабинет доктора Крейцера, снова вышли на Соборную улицу. — Что вы думаете обо всей этой ужасной истории? — То же, что и вы, — жестким голосом ответил Ульянов. — То же, что думаете и вы, Николай Афанасьевич, только опасаетесь произнести вслух. Смерть Василия Неустроева не сердечный припадок, а убийство. Такое же убийство, как и то, в котором полиция обвиняет Елену Николаевну. И, боюсь, точно такое же, как и убийство Всеволода Сахарова, тело которого было ранее обнаружено во дворе магазина Ильина. Все те же признаки — остановка сердца, отсутствие следов…

— В случае с Валуцким, техником водонасосной станции, следы были, — возразил я.

— Да-да, и это обстоятельство, скорее всего, будет использовано полицией, если перед ними выложить все три смертных случая. Они наверняка объявят, что эти кончины не имеют между собой ничего общего. А ведь есть и другие черты сходства. Место преступления — непременно возле книжного магазина. И на груди умершего — обязательно ветка сирени.

— Белой сирени… — уточнил я. — Нежное растение, а какой зловещий символ!..

Мне захотелось вызвать в воображении аромат сиреневого куста, но ничего не получилось. Вместо этого память коварно подбросила совсем другие запахи — из моих кошмарных снов: ржавый дух свежей крови и тухоль старого гноя. Меня передернуло, и я даже на несколько секунд зажал нос рукой. Отдышавшись от воображаемой вони, я спросил Ульянова:

— Как вы думаете, Володя, что эта сирень может означать?

Ответа не последовало. Ульянов погрузился в столь глубокую задумчивость, что, кажется, даже не расслышал моего последнего вопроса.

— Володя, — сказал я, окончательно переведя дух, — вы действительно уверены в том, что отыщете истинного убийцу? Того, кто все это совершил?

Мой спутник резко остановился.

— Истинного убийцу? — переспросил Ульянов. — Но для чего он нам? Разве вы, Николай Афанасьевич, именно этим поиском озабочены и об этом думаете дни и ночи напролет? Нет, нет и еще раз нет! Мы заняты лишь одним: невиновностью Елены Николаевны. А вот в этом, в том, что она невиновна, я абсолютно уверен. И намерен сию непреложность доказать! И Марченке, и любым другим судейским!

— Володя, — молвил я растерянно, — но разве удастся это сделать, не отыскав истинного преступника?

— Почему бы и нет? Если мы докажем, что во дворе магазина Ильина и возле магазина Громова имели место не сердечные припадки, а убийства… Если докажем, что такое же убийство было совершено во дворе лавки Сперанского… И если убедительно продемонстрируем, что все три убийства совершены одним и тем же человеком, — мы тем самым избавим Елену Николаевну от всяких подозрений и обвинений. Ведь согласитесь, Николай Афанасьевич: полиция и не думает обвинять в прочих смертях вашу дочь. Более того, полиция вовсе не видит в этих кончинах убийств! Кроме того, в момент гибели Неустроева Елены Николаевны вообще не было в Самаре. То есть, это мы полагаем, что ее не было в Самаре и она скрывается где-то за пределами города, хорошо бы установить это сколь можно точно. А вот когда мы все это докажем, продемонстрируем и установим, то судебным следователям, будь то Марченко или кто другой, придется разыскивать истинного преступника. Елена же Николаевна будет чиста. Вот что я намерен делать и вот что нам нужно предпринять. А искать убийцу — нет, на это я вовсе не собираюсь тратить силы и время. Едемте же!

— Куда? — изумился я.

Последнее восклицание Владимира прозвучало совершенно неожиданно. Аленушка неизвестно где, искать убийцу мы не будем, и вдруг — «Едемте!»

— Куда и собирались. Разве вы забыли? — совершенно другим тоном, сменив горячность на хладнокровие, заявил Ульянов. — В Старый город, на паровую мельницу Башкирова.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,

в которой главным героем перед нами предстает г-н Кольт

Свободных извозчиков мы увидели, выйдя на угол Панской и Соборной. Их там было несколько, и мы сели в первую же попавшуюся пролетку — черную с красными колесами и красными полурессорами. На козлах сидел кряжистый волгарь — по виду, самой что ни есть бурлацкой породы, — с таким недовольным выражением лица, словно не жизнь, а постановление суда заставило его сменить лямку на извозчицкий кнут. Был он в красной александрийской[33] рубахе и черном суконном жилете, ноги его укрывал длинный черный фартук, на голове сидел черный с красным кантом картуз — словом, вся одежда кучера самым удивительным, а скорее, намеренным образом совпадала с раскраской экипажа, и эдакая гармония произвела на меня благоприятное впечатление, чего нельзя было сказать о манерах извозчика.

— Куда изволите-с? — мрачно вопросил он.