Четвертое измерение

Место, которое я облюбовал, было в десяти метрах от забора, за ним, на свободе, была заброшенная нефтебаза, а дальше — городская улица рабочей окраины Омска. У нас в зоне в этом месте проходила траншея не менее пяти метров глубиной, в ней уже были уложены какие-то трубы. В одном месте на траншею положили штабеля досок, они закрывали ее сверху от просмотра на целых 20 метров. Прокопать надо было 30-35 метров под запретзонами и шоссейной дорогой.

Землю от подкопа можно было оставлять в траншее под досками. Сложно было достать инструмент, свет, воздух. Но мы решили идти в открытую: вся наша группа сидела около траншеи с лопатами, взятыми в бригаде, а двое посменно работали. Проходящим товарищам и надзирателям мы говорили, что нас поставили засыпать траншею; это мы тоже делали, чтобы создать видимость работы.

Но однажды утром ко мне подошли Бондарь и Цыганков: «Абрагим, спешное дело. Мы сейчас уходим. Не спрашивай, как, место только для двоих».

Обнялись мы, и ушли они. Может, на свободу, может быть, на смерть?

Вечером на съеме двоих не досчитались. Пересчитали. Двоих нет. Дали тревогу. В зоне по картотекам установили: нет Бондаря и Цыганкова. Я рассказал ребятам, в чем дело, и мы, конечно, решили продолжать сами, впятером.

Через две недели, когда у нас работа была почти окончена: прекратился в подкопе гул от проходящих над головой автомашин, а значит, мы под нефтебазой, — меня до рассвета разбудил парень, которого я до этого знал только по внешности и по имени — Костя. Он кончал срок и работал ночным электриком в рабочей зоне без конвоя.

— Абрагим тебе привет, выйди ко мне.

Я оделся и вышел во двор.

— От кого привет?

— Привет от Бондаря и Цыганкова.

Я опешил и молча ждал. Электрик продолжал:

— Ночью иду я по зоне среди больших ящиков с механизмами около столовой, знаешь? И вдруг две тени, мимо меня. А у меня фонарик был, я на них — свет, а они на меня — с ножами. Я сразу сообразил, кто это, и уж сам не знаю, почему, успел сказать: «Я от Абрагима!» Это Бондарь был и Цыганков. Им уйти не удалось, они «заначились», спрятались в какой-то трубе и сейчас голодные и простуженные. Просили они тебя «калики» (медикаменты) достать и пожрать принести. Что принесешь, положи под первый от столовой яшик с механизмами.

И электрик ушел. А я остался в раздумьи. Ведь теперь на мне ответственность, страшная ответственность: надо кормить ребят; и если они попадут в руки КГБ, то подозрение прежде всего ляжет на меня. И уходить мне теперь нельзя, пока не уйдут они. А уйти они могут не раньше, чем через две-три недели: в таких случаях конвой вокруг стройзоны не снимают ночью примерно в течение месяца, а то и двух.

И ребятам всем говорить нельзя; я решил сказать Плюте и Виктору и с ними вместе носить еду в стройзону. Это было очень трудно, так как КГБ хотел пресечь возможный перенос продуктов беглецам, и на утреннем шмоне у нас уже специально искали хлеб или иные продукты.

Целый месяц мы изощрялись и ежедневно носили еду ребятам; приходилось отдавать им часть обеда, получаемого в стройзоне, — кашу. А беглецы, к этому времени, переселились: они очень аккуратно оторвали две доски в том ящике, под которым мы ставили пищу, влезли в него и закрыли доски; ящики эти были громадные, по 4-5 метров в высоту и столько же в ширину; в них были привезены части электротурбин для ТЭЦ, которую мы строили. О том, что ребята там, мы узнали очень просто: принося еду, мы садились около ящика втроем, закуривали, начинали разговор и, когда видели, что никого нет рядом, ставили еду глубоко под днище ящика, стоявшего на подложенных бревнах; в один из таких приходов ребята и окликнули нас.

Мы ходили, как потерянные, не зная, как найти выход из положения: ребят бросать было нельзя, а медлить с побегом было тоже опасно. А тут еще начальство лагеря почему-то начало ко мне придираться: дважды меня почти ни за что сажали в карцер и, наконец, перевели в специальную штрафную бригаду, ходившую в стройзону под особым конвоем. Что-то явно надо было предпринимать. Но что?..

Мысль о выходе из создавшегося положения с побегом зрела у меня постепенно, неосознанно, но решение выкристаллизовалось в несколько минут. Правда, оно больше походило на приключенческий киносценарий, но вся наша жизнь была страшным сценарием.