Четвёртое измерение

Пройдя почти целый день на голодный желудок, она капитально вымоталась: волосы прилипли к голове, голова вся нездорово чесалась. Футболка пропотела насквозь. Руки липкие, штаны прилипли к телу. Было ощущение какой-то клейкой грязи везде, куда ни прикоснись. Плюс к тому же и подавленное состояние не придавало сил. Плюхнувшись возле очередного дерева-ежа, она снова едва не расплакалась. Картины в сознании рисовались весьма пессимистичные. Нащупав в кармане нуклеус, вытащила его и покрутила в руках, рассматривая. Единственное, что осталось у неё с целой родной планеты – один несчастный кривой камень, когда-то неумело обработанный руками древнего человека, и, возможно, выброшенный им пятьсот тысяч лет назад у горы. На Земле нынче совершенно бесполезный, а здесь наоборот – самый бесценный и уникальный предмет во всём мире. Какая интересная метаморфоза.

Если этот мир и вправду весь пустой и дикий – то это конец. Самый глупый и бессмысленный конец во Вселенной.

И вновь стало вечереть. Всё повторилось в точности, как и вчера: солнце село за горизонт, фиолетовое небо, перламутр, как внутренние створки мидий, одна луна исчезла, а две остались. Разве что хуже стало ночью: спалось очень плохо, практически никак, твёрдый сланец – не мягкий песок. Ветки с дерева обрывать она не рискнула. Вдруг они ядовитые внутри, кто знает?

Лежать на твёрдом плоском камне оказалось настоящей пыткой. Даже подложив кофту под голову, это никак не спасало. Фиолетово-синюшная трава росла пучками только из выступов и трещин в сланце – подстилку себе сделать не получится. Потому к утру ей удалось подремать всего-то пару-тройку часов. Всё остальное время было временем мучений и поиском оптимальной позы.

Еле-еле дождавшись рассвета, она подождала, пока роса начнёт налипать на ветки, и хоть немного смогла утолить мучительную жажду. Сегодня уже масляная водица комом встала у горла. Организму, похоже, она нравилась не больше, чем Линде.

Пошёл третий день пребывания в этом странном месте, и третий день вынужденного голодания, без капли желания куда-то дальше двигаться. Вспоминалось из обрывков информации, болтающихся хаотично в сознании, про максимум сорок дней без еды, и что вроде бы потом даже можно восстановить своё здоровье, но проверять на себе совсем не хотелось – правда это или нет. Есть хотелось очень сильно и прямо сейчас.

Линда отрешённо осмотрела себя. Клетчатая кофта тоже пропиталась этим жирным воздухом и стала плотной и тяжёлой: повязанная вокруг талии, она торчала словно накрахмаленная трапеция. Кроссовки пока неплохо держались, хотя камни уже подпортили резиновую подошву. Футболка пропотела и промаслилась до каждого стежка. Про нижнее бельё и говорить нечего – нестираное уже который день просто выводило её из себя. Волосы на голове торчали жирными колтунами, моля о помывке. Тело чесалось, требуя того же. Ей пришло в голову, что местная не самая лучшая экология как-то влияет на железы внутренней секреции, заставляя их сильнее и обильнее вырабатывать пот и кожное сало, ускоряя обмен веществ. Если взять щепотку ржавых гвоздей, положить на сковородку и хорошенько поджарить на большом куске старого жирного сала – вот это будет примерно то самое, что она ощущала внутри желудка.

– Вот это я бомж, – с горечью хмыкнула она, продолжая удивлённо рассматривать себя, изучая грязные чёрные ногти и нюхая с отвращением футболку. И это она ещё не снимала кроссовок! – Я как будто наелась ржавых гвоздей…

Протелепавшись кое-как до приблизительно обеденного времени, когда солнце в очередной раз встало в зените, пришлось ей присесть под редкую тень одного из деревьев-ежей. В голове шумело, перед глазами всё плыло, в висках стучало. Головокружение и слабость навалились на неё сообща и без предупреждения. Это всё из-за скупого воздуха. Почему его так мало в атмосфере? И он такой тяжёлый, прямо приходилось насильно заталкивать его внутрь лёгких.

Ожидая, пока уйдёт слабость и стук в висках, Линда неподвижно сидела замерев, как вдруг уловила краем уха некий звук. Прислушалась получше – точно, звук очень далёкий, но определённо есть.

«А вот и пепелац летит!», – пронеслось иронически у неё в голове.

Что-то будет.

Она рывком подскочила, сердце бешено колотилось, глаза испуганно шарили по горизонту. Руки в напряжении дрожали – её начал охватывать панический ужас, поднимающийся из солнечного сплетения в самую макушку.

Постепенно звук стал напоминать скрежет ржавых металлических деталей: как будто скрипят старые проржавелые детские качели на ветру. А ещё через некоторое время на горизонте где-то чуть правее её выбранного пути, в перламутровом мареве она разглядела точку. И точка двигалась.

Можно совершенно не стесняясь заявить, что Линде стало очень страшно. И страх этот был реальный, живой, ибо прятаться тут вообще некуда. И потому единственное, что она смогла предпринять, и на что хватило фантазии – это набрать небольших кусков сланца, какие имелись поблизости, сложить их в кучу и приготовиться к худшему.