Четвертый долг

Я отказывалась запятнать ими свой разум, когда, наконец, обрела минутный покой. Я бы не стала омрачать это драгоценное время с Джетро воспоминаниями о его демонической семье.

Стиснув зубы, я ответила:

Ниточка и Иголочка: Это небезопасно. Любой может меня услышать. Только переписка… так проще.

Отправив сообщение, я вздохнула.

Легче солгать тебе, чтобы ты не знал, насколько все плохо.

Неизвестный номер: Чушь собачья! Я позвоню тебе прямо сейчас. Если ты не возьмешь трубку, я попрошу Жасмин притащить тебе телефон, чтобы ты больше не могла от меня прятаться.

Дерьмо!

Сидя неподвижно на своих подушках, я подпрыгнула, когда телефон зажужжал от входящего вызова.

Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.

Как я могла с ним разговаривать? Как могла притворяться, что я все та же женщина, когда превратилась в кого-то, кого не узнала? Как могла говорить спокойно и лгать сквозь зубы?

Я всегда была ужасной лгуньей.

Телефон подпрыгнул и заплясал в моей руке. Вибрация повторяла то, что я и так знала: лгу-нья, лгу-нья.

У тебя нет выбора.

Проведя рукой по спутанным волосам, я нажала «принять». Глубоко вздохнув, поднесла телефон к уху.

— Алло?

— Черт. — Ругательство, прошептавшее себе путь в мое сердце, согревало меня, пробуждая счастье, которое я забыла, как чувствовать. — Нила… слава богу, ты взяла трубку.

Он.

Мой друг. Моя родственная душа.

Почему я боялась говорить с ним? Почему ждала так долго?

Свернувшись в клубок, я вздохнула:

— Джетро…

— Черт, я скучаю по тебе.

Мои глаза закрылись, борясь с нахлынувшей печалью.

— Я тоже по тебе скучаю.

Так невероятно сильно.

— Ты в порядке? Скажи мне правду. Я знаю, что ты что-то скрываешь от меня.

Не делай этого со мной, Кайт…

Я попыталась отвлечься, переводя разговор на него. Мое сердце перевернулось от трагедии.

— Я в порядке. Как твои дела? Врачи хорошо к тебе относились?

— Не меняй тему. Скажи мне, Нила. Не заставляй меня умолять. — Он судорожно втянул в себя воздух. — Слышать тебя, знать, что ты там, а я нет — это чертовски убивает меня. Самое меньшее, что ты можешь сделать, — успокоить меня правдой.

Успокоить его правдой? Я чуть не рассмеялась. Не было бы никакой уверенности — только ложь могла бы сделать это. Ложь и вопиющая нечестность.

— Кайт… честно, я в порядке. Жасмин проделала потрясающую работу. Она заставила урезать долговое наследство, чтобы иметь полный контроль.

Лгунья.

Половина контроля. И не над долгами.

Последние пару недель мне везло. Да, мне было больно, и я мучилась, но не было никакого упоминания о Долге. Никакого изъятия Третьего или намека на Четвертый.

Пусть это продлится долго.

— Что они с тобой сделали?

Все.

— Ничего. Честно, я жива и жду тебя. Я так рада, что ты в безопасности.

— Нила… ты врешь.

Я смахнула предательскую слезу.

— А как же Кес? — Я сохраняла голос на уровне неразборчивого бормотания. — Ему уже стало лучше?

Я каждый день спрашивала в сообщениях, но никаких изменений не было.

Джетро вздохнул.

— Черт возьми, ты меня бесишь. — Он замолчал. — Нет, он все еще без сознания.

— Мне очень жаль.

— Ты можешь загладить свою вину, рассказав мне, как ты на самом деле.

Я посмотрела через всю комнату на тропический аквариум с существами с плавниками, плавающими без помех в своей идеальной среде. У них была свобода быть счастливыми. А у меня нет. И я отказывалась делать кого-то несчастным, когда они ничего не могли сделать.

— Не приставай ко мне, Джетро.

Не будь такой, как они.

Я опустила голову.

— Я жива. Это правда. Я не счастлива. Еще одна правда. Но что толку рассказывать тебе, что они сделали, если ты ничего не можете сделать, чтобы исправить это? — мой голос стал жестче. — Просто прими, что со мной все в порядке, и двигайся дальше, хорошо?

Тишина.

Мое сердце бешено колотилось о ребра.

— Джетро?

На том конце наступила заминка.

— Мне очень жаль. Так чертовски жаль.

Я растаяла.

— Я знаю. Но это не твоя вина.

— Я заставлю их заплатить.

— Я знаю. Мы сделаем это вместе.

— Жаль, что не могу обнять тебя. Поцеловать тебя. Мои руки пусты без тебя.

Я чувствовала ту же самую пустоту — ужасную пустоту, разрывающую меня на части своей ноющей необъятностью.

— Я бы все отдала, чтобы быть с тобой.

Мы оба замолчали. Что было говорить, когда мы не могли говорить о том, что нам нужно? Какие слова могут принести утешение, когда ожидает только боль?

— Как скоро? — наконец прошептала я. — Сколько еще пройдет времени, прежде чем я смогу поцеловать тебя снова?

— Очень много, — Джетро вздохнул. — Они сказали три недели, но я почти готов. Я не собираюсь ждать так долго. Это уже слишком. Я отказываюсь оставлять тебя там хоть на час дольше, чем это необходимо.

Его страсть успокаивала меня, хотя я и не верила ему.

Он думал, что успеет вовремя.