Четвертый коготь дракона

Дым и копоть. – Шесть пассажиров. – Разговорчивый сосед. – Ода техническому прогрессу. – Островок спокойствия в мире хаоса. – Нахальный юнец. – Максимов ввязывается в международный конфликт. – Killwangen. – Воспитательная беседа. – Под прицелом. – По ком звонит колокольчик. – Гонка на шарабане. – Короткая дорога. – Вредное свойство буковых деревьев. – Как на Диком Западе! – «Смуглянка Бесс». – Первые и вторые. – Гремучая ртуть. – Двенадцать трупов в одном вагоне.

Маленький смешной паровозик, похожий на слегка скособоченный самовар, который зачем-то водрузили на подставку с четырьмя колесами, тащил за собой состав из пяти вагонов – четырех пассажирских и одного почтового. На вагонных крышах громоздились тюки и чемоданы с багажом. Косматый шлейф дыма, вырывавшийся из паровозной трубы, обволакивал их смрадным облаком. Из-за этой завесы живописные швейцарские пейзажи, расстилавшиеся вокруг, блекли и казались черно-серыми – как на фотопластинке скверного качества.

Вагон первого класса был разделен перегородками на несколько отделений – по шесть сидячих мест в каждом. В одном из таких отделений ехала семейная пара: российская подданная испанского происхождения Анита Моррьентес и ее супруг – военный инженер, майор в отставке Алексей Максимов. Они второй год путешествовали по Европе, побывали в Германии, Франции и недели три назад перебрались в Швейцарию. Пожили немного в Лозанне, в Берне, в Базеле, после чего Максимов уговорил Аниту съездить в Цюрих. Не то чтобы в этом городе находилось что-то неординарное, мимо чего нельзя было пройти, – просто Максимов, имевший в России непосредственное отношение к железнодорожному строительству, решил прокатиться по первой и пока единственной в Швейцарии чугунной магистрали, шедшей как раз из Базеля в Цюрих.

И вот они уже второй час катились по немилосердно жесткой колее. Анита, обычно со стойкостью переносившая качку и тряску, проклинала ту минуту, когда дала мужу согласие на поездку. Хотя он-то, следует отметить, сделал все, чтобы обеспечить им максимальный комфорт. Билеты взял в вагон первого класса – единственный, где окна были забраны стеклами. Вагоны второго и третьего классов продувались насквозь, пассажиры, сидевшие в них, глотали паровозный дым и коптились, как дичь на костре.

Анита была благодарна Алексу за заботу, но, посидев немного в своей комфортабельной клетушке, подумывала уже о том, не перебраться ли во второй класс. Стоял июнь, лето выдалось жаркое, и в закупоренном вагоне, набитом людьми, было совершенно нечем дышать. Анита пробовала обмахиваться веером из страусовых перьев, однако это не приносило ни малейшего облегчения.

Зато сосед четы Максимовых – молодой американец в простецком немарком парусиновом пиджаке и таких же парусиновых штанах по моде генуэзских моряков – от путешествия был в полном восторге. На языках континентальной Европы он изъяснялся с трудом и, когда узнал, что Анита худо-бедно знает английский, избрал ее мишенью для своих речей во славу технического прогресса.

– Девятнадцатый век – век великого прорыва! – тараторил он так бойко, что Анита едва поспевала за его скороговоркой. – Между Базелем и Цюрихом – полсотни миль, и мы преодолеем их со всеми остановками меньше, чем за три часа. Двадцать миль в час, представляете, миссис? Полвека назад никому и не снилась такая скорость…

– К этой бы скорости добавить немного удобства, – уныло заметила Анита, ерзая в тесном пространстве между Максимовым и еще одним соседом – молчаливым пожилым усачом в офицерском мундире.

– Удобства? – мгновенно отозвался американец. – Да, в этом отношении Европе есть чему поучиться… У нас в Пенсильвании десять лет назад появились спальные вагоны. Правда, перегородок там нет, – он постучал по дощатой стене у себя за спиной, – зато трехъярусные полки, соломенные матрасы… При желании можно захватить с собой в дорогу подушку и одеяло и чувствовать себя как дома!

Анита вообразила себя лежащей на соломенном тюфяке на третьей полке в помещении, больше похожем на передвижной загон для скота, и порадовалась тому, что она не в Пенсильвании и ей не предстоит удовольствие коротать в поезде ночь.

Максимов, по-английски понимавший слабо, нашел себе другого собеседника, с которым сидел vis-`a-vis у затушеванного копотью окна. То был солидный тучный швейцарец, живший близ Женевы, на самой границе с Бургундией, и потому изъяснявшийся на вполне правильном французском.

– Понравилась ли вам наша страна? – как истинный патриот, вопрошал толстяк.