Четыре четверти пути

Сейчас, когда он умер, с нами живут его песни, фильмы — немногие, к сожалению, в которых он успел плодотворно поработать. Живы люди, близко знавшие его, которые хранят в своей памяти образ этого человека. Он и после смерти продолжает дарить людям силу и надежду, мужество и волю к победе, поддерживает нас в трудную минуту, протягивает руку в беде, и в радости он тоже с нами, смеется и шутит, поздравляет нас с нашими победами и говорит: «Так держать!»

Игорь КОХАНОВСКИЙ

«Я раззудил плечо…»

Если когда-нибудь я все-таки напишу книгу воспоминаний о Владимире Высоцком, то, вероятно, одна из глав будет посвящена его взаимоотношениям со спортом, которые были и необычными, и довольно любопытными.

К тому времени, когда в восьмом классе мы с ним сели за одну парту, а вскоре и очень подружились, я уже увлекался двумя вещами — хоккеем и баней. И если мы друг в друге весьма скоро почувствовали родственные души почти во всем, то эти мои увлечения долгое время были для Володи абсолютно непонятны. Несколько раз, правда, мне удалось его вытащить на каток «Динамо» (что на Петровке), в начале пятидесятых очень популярный и даже модный у молодежи центра Москвы. Но катался Володя плохо, выглядел на коньках довольно смешным, хотя и сам, по-моему, от этого веселился больше всех. Вообще, в школе он был очень неспортивным: ни в футбол, ни в волейбол, ни в баскетбол не играл, подтягивался на турнике еле-еле два-три раза, если бегал, то быстро уставал. (По-моему, у него что-то было с сердцем или оно было просто слабым, нетренированным). В школьном спортзале на уроках физкультуры над ним часто подсмеивались: «Ну, Высота, — так иногда его называли, — дает!» Он добродушно улыбался, видимо понимая, что со стороны его упражнения на перекладине смотрятся действительно смешно.

Я жил в том доме на Неглинной улице, где некогда находились администрация и номера Сандуновских бань. Так что русскую парную я открыл для себя довольно рано, ну а к тому времени, о котором идет речь, уже вполне хорошо разбирался в «легком», «сухом» и в «тяжелом», «сыром» паре, да и все прочие премудрости парилки освоил в совершенстве.

Как-то говорю Володе:

— Пойдем попаримся?

— Да ты что! Там же жарко!

— Ну и что? — говорю. — После этого сразу в холодный душ. Знаешь, как здорово!

— Нет, нет, нет. Ни за что. Да я умру там.

— Не умрешь, а, наоборот, словно родишься заново.

— Нет, нет, нет. Ты уж это без меня…

Еще несколько моих попыток уговорить его пойти в парную окончились так же безуспешно.

И все-таки Володя полюбил баню. Произошло это случайно и при весьма забавных обстоятельствах. Было это, когда он уже работал в Театре им. А. С. Пушкина, году в 61-м или 62-м. Накануне у меня дома собралась вся наша компания. Нельзя сказать, что веселились мы до утра, но разошлись далеко за — полночь. Володя остался ночевать у меня. Проснулись поздно. Как мы говорили в таких случаях, «денежки тю-тю, головка бо-бо». Самочувствие было, прямо скажем, отвратительное. Мы молчали каждый о своем, хотя на «своем» надо было тоже все-таки сосредоточиться, что в нашем тогдашнем состоянии представлялось просто невозможным.

Вдруг ко мне заходит один институтский приятель и предлагает пойти попариться — мол, будний день, народу мало, сделаем отличный пар…

— Нет, — говорю, — плохо нам с Володей… Сил нет…

— Так тем более надо пойти, — говорит приятель, — это лучший способ «поправиться». Только нужно пересилить себя и пойти. А парилка сама все сделает в лучшем виде…

И тут я вспомнил, как однажды в Центральных банях (в Сандунах был выходной) оказался случайным свидетелем того, как «приводили в порядок» двух очень известных футболистов московского «Динамо», «нарушивших режим» накануне ответственного матча. Над каждым из «нарушителей» колдовали по двое молодцов в четыре веника. Сколько они сделали заходов в парную, я не знаю, но запомнилось, что часа через три, уже одевшись, они выглядели так, словно «ничего подобного» с ними не случилось.

С трудом, но уговорить Володю мне удалось. Народу в бане оказалось действительно мало, а в парной мы были фактически одни. Быстро сделали нужный пар, а Володю попросили просто посидеть и попривыкнуть. Когда он почувствовал, что пар не «жжет», положили на лавку и в четыре веника, постепенно «наращивая темп», стали парить. Он только охал, но держался стойко. Мы на первый раз не очень усердствовали и вскоре отпустили его в душ. Холодная вода в первый миг словно обожгла, но тут же дала возможность почувствовать удовольствие контраста.

Я спросил Володю:

— Ну, как?

— Ничего, ничего…

Второй заход был уже более основательным. Поддали парку с эликсиром эвкалипта. Володе сказали, чтоб дал знать, если будет невмоготу. Но он только постанывал и говорил: «Давай-давай!».

Когда он вышел из ледяного душа на этот раз, я понял, что он прочувствовал «вкус» парилки.

— Да, Васечек, я не думал, что такое может быть… Господи, как хорошо…