Четыре единицы

Анна не почувствовала никакого удара, неожиданности или интереса. Она не прятала в себе эти двенадцать лет ни единой эмоции к нему, она признавала и отдавала себе отчет в каждой: и в ненависти к нему, и в страстной любви. Не отрицать, но жить дальше – таково было ее решение, когда она поняла, что просто не в состоянии похоронить свои чувства, ведь без них ее просто не существовало.

Когда она встретила Пашу, поняла, что полюбит его, тихой, нерезкой, плавной любовью, способной существовать всю ее долгую жизнь, способной дать ей счастье и удовлетворение от жизни, способной перерасти в любовь к их общим детям. Муж не знал ничего о Джуне. Она не скрывала, просто больше этого мужчины в ее жизни не существовало, а говорить о прошлом в их отношениях было не принято.

Джун был разрушителем в ее жизни, он не оставлял в ней камня на камне, несся вперед, не обращая внимания ни на что вокруг, прям как сейчас по проходу. Она всегда знала, что не уничтожит любовь к нему, не вытравит никакими его действиями или словами, но обнаружила, что может с этим жить. Она не скучала по нему эти двенадцать лет, даже откровенно была счастлива в своей жизни без него, и последнее условие было совсем не последним в причинах ее счастья. Анне не хотелось ему позвонить, она тщательно избегала с ним встреч на конференциях, всю переписку с ВОЗ вела исключительно через мелких клерков. До сегодняшнего дня она была счастлива, что так удачно все продумала в своей жизни, так прекрасно ее устроила, так радовалась, что для Джуна там не было места. С его появлением в зале эта уверенность только возросла в ней.

– Ты как? – Кэн взял ее за руку.

– Прекрасно, – она искренне улыбнулась ему.

– Ты больше не любишь его?

Она не задавалась этим вопросом уже много лет, но, что удивительно, прекрасно знала ответ:

– Люблю.

– Вот черт, – Кэн констатировал факт.

Хуан только весело хмыкнул.

«И почему иностранцы прекрасно запоминают именно такие слова из нашего языка?» – подумала она.

Тем временем Менджун Лин достиг кафедры и оказался в эпицентре внимания. Быстро, без вводных речей и подсказки в виде листков перед ним, он огласил повестку деятельности суда. В зале зашевелились журналисты, заклацали кнопки телефонов и камер, дальние ряды подняли перед собой телефоны для записи. Зал наполнил шепот секретарей, ведущих протоколирование заседаний на нескольких языках. Зал одновременно и замер и пришел в движение.

Джун назвал две основные проблемы: поиск вариантов разрешения всемирного репродуктивного кризиса и обсуждение моральных основ репродукции человечества. Только двенадцать человек в зале и сам Джун понимали взаимоисключение этих двух проблем.

Джун говорил быстро, но вместе с тем плавно, в одном и том же темпе, словно читал свою речь. Первые пять дней будут посвящены обсуждению статистики рождаемости населения всех районов планеты, их сравнение и поиск путей увеличения рождаемости. Остальное время (Анна отметила про себя, что он не указал количество дней) будет посвящено моральной стороне вспомогательных репродуктивных технологий.

Пока голос главы ВОЗ заполнил зал, Анна наконец обратила внимание на часть аудитории на противоположном конце помещения: отдельно от всех, но не слишком, чтобы привлечь внимание, сидели мужчины и женщины в дорогих, но очень простых костюмах, без каких-либо бумаг или электроники в руках. Они не переговаривались между собой, не оглядывались по сторонам, у них не было бейджей или пропусков на шеях. Анна отметила про себя отсутствие любых опознавательных знаков: ни ярких деталей одежды, – вообще никаких деталей одежды! – ни запоминающегося цвета волос или глаз, они все словно были одинаково шатенами, с одинаковыми, ничего не выражающими глазами и чертами лиц, с одинаковой простой обувью непонятного цвета, на двух женщинах лодочки в цвет их костюмов и обуви мужчин. Никаких татуировок, украшений, даже очков на лицах или в руках, у женщин не было даже сумочек. Единственное, на что можно было обратить внимание, – все они неотрывно смотрели в сторону их двенадцати кресел. Никто из них не обернулся даже на Джуна ни в процессе его шествования по залу, ни во время его речи. Пять пар бесцветных глаз на безликих лицах смотрели четко на них, на экспертов.

Анна поежилась и потянула за рукав Хуана:

– Слушай, а что это за гоп-компания на той стороне залива?

Хуан склонился к ней и даже не взглянул в ту часть зала:

– А это, Эни, они.

– Кто?

– Они. Те, кто нас хочет посадить в тюрьму за то, что мы хотим будущего для человечества.

– Это представители правительств стран?

– Хуже. Правительства стран выбрали их для руководства этой операцией.

– А?

– Чтобы стереть с лица земли род человеческий, они выбрали этих людей. Они сейчас самые главные на этой планете, в их руках такие полномочия, что не снилось ни одному президенту ни одной страны. И представь себе, эти полномочия им дали только для того, чтобы убрать нас с пути.

– Они боятся, что мы захватим власть, да, ты говорил.

Хуан молча закрыл и открыл глаза в подтверждение.

– Если мы такие страшные, то они должно быть нас прослушивают?