Четыре года

Йорам и Гиора отлично понимали, что имел в виду Авраам, отговаривая их от поездки. Дорога из Беэр-Шевы в Иерусалим проходит через арабские села, через Хеврон и Бейтлехем. Сейчас, когда бушуют так называемые беспорядки, когда арабы забрасывают еврейские автомобили камнями и бутылками с зажигательной смесью, эта дорога небезопасна. Йорам и Гиора понимают это не хуже Авраама. Именно поэтому они приготовили транспарант. На белом прямоугольнике картона, закрывавшем чуть ли не половину ветрового стекла "ауди", черной тушью четко написано название их движения. Написано, правда, не на иврите. Зачем дразнить гусей? К тому же, не все арабы знают иврит. "Peace Now" – "Мир сейчас" более удобоваримо. Нет сомнения в том, что арабы не тронут своих друзей. И все-таки транспарант беспокоил их, хотя, вне всяких сомнений, они поступили вполне разумно.

Этот упрямец Авраам постоянно упрекает их в неспособности мыслить логично.

– Дисциплина логического мышления присуща представителям точных наук, естественных наук, инженерам, следователям. Вы, гуманисты, в своей профессиональной деятельности не приучены к логическому мышлению. У вас нет в этом профессиональной потребности. У вас эфемерная конечная цель притягивает к себе цепочку абсурдных доказательств, опровергнуть которые может без усилия даже младенец. Вероятно, не случайно "Мир сейчас" -скопище прекраснодушных гуманитариев, не умеющих думать.

– Разумеется. Патент на умение думать принадлежит только фашистам, -горячась, возразил Гиора.

– Вероятно, Гарибальди тоже был фашистом.

– При чем здесь Гарибальди?- Спросил Йорам.

– Если любовь к родине и стремление к национальному освобождению вы называете фашизмом, то Гарибальди, безусловно, тоже фашист. Кстати, эта мысль принадлежит не мне. Ее уже давно высказал Зеэв Жаботинский, защищая сионизм. Вы заметили, что с той поры все осталось без изменений? Враждебный мир и сейчас отождествляет сионизм с фашизмом. Ведь если быть последовательными и логичными, то и вы, мои друзья, тоже фашисты. Ведь мы с вами в одном танке защищали нашу землю, Сион. Если я не ошибаюсь, вы и сегодня добросовестно служите резервистами.

– Абсолютная ерунда! Фашизм – это не сионизм, а твое желание угнетать полтора миллиона арабов, лишенных гражданских прав. Фашизм – это не дать возможность палестинским арабам свободно жить на своей земле, в своем государстве.

– Ни я ни мы никого не собираемся угнетать. А у полутора миллионов арабов, если они действительно считают себя угнетенными, есть неограниченная возможность воссоединения с более чем ста миллионами неугнетенных арабов в двадцати двух странах с колоссальной территорией. Кстати, евреи Сирии и самого демократического вашего друга, Советского Союза, лишены возможности соединиться с евреями Израиля.

– Демагогия, – возразил Йорам, – евреи Советского Союза вовсе не рвутся в Израиль.

Обычно их споры обрывались, чтобы не оборвалась дружба. Каждая сторона оставалась при своих убеждениях.

Однажды Авраам спросил друзей:

– Допустим невероятное – вы правы. Что же вы предлагаете?

– Отступить до границ 1967 года и предоставить палестинцам право самим решать свою судьбу, создать свое государство, – ответил Гиора.

– Еще одно арабское государство. Предположим. Но с 1948 года по июнь 1967 года мы стояли на тех самых границах, до которых вы предлагаете отступить, и так называемые палестинцы ничего не решили. Не воспользовались возможностью и правом решить свою судьбу. Единственным их требованием было, чтобы мы убрались с их, как они считают, земли. И это будет их требованием, даже если вы не только отступите к границам 1967 года, но даже отдадите им весь Израиль, оставив себе на память только Тель-Авив.

– Чепуха. Сейчас они уже признают наше право на существование.

– Вот как? Я не знал, Йорам, что они сообщили тебе это по секрету.

– Твое остроумие – не решение проблемы. Мы должны освободить их территории.

– Территории? У них нет географического названия?

– У них есть географические названия. Западный берег и сектор Газы.

– Западный берег? Берег чего?

– Ави, перестань паясничать. Ты прекрасно понимаешь, что речь идет о западном береге Иордана.

– Я понимаю. Я понимаю англичан, придумавших этот термин и организовавших несчастья на нашей земле. Я понимаю врагов Израиля, с удовольствием пользующихся этим термином. Но когда вы, израильтяне, повторяете "Западный берег" вслед за нашими врагами, я перестаю понимать. Это либо аморальность, либо вопиющее невежество. Что такое берег? Какова его ширина? Какое это понятие? Географическое? Геологическое? Скажите, может ли берег реки Иордан, ширина которой около двадцати метров, простираться на восемьдесят километров? Если пользоваться вашим масштабом, то Китай – это восточный берег Средиземного моря.

– Ладно. Это вопросы семантики, – проворчал Гиора.