Четыре лучшие истории о любви. Сборник

Толик, внимательно глядя в зеркало, уложил челку. Недовольно поморщился – все равно торчала, несмотря на все старания и гель. Почему, когда хочешь, чтобы все было идеально, получается – никак?

– На свидание собираешься? – как черт из табакерки, вылез Пашка.

Встал позади, не без самолюбования поиграл мускулатурой, любуясь собственным отражением. Толик вздохнул. Ему такие бугорки и не снились – телосложение не то, вроде и не «чахлый дрищ», но накачаться не получается. Хотя… Надо ли?

– Собираюсь, – буркнул в ответ.

– К Ольховской не придете?

– Да, ну ее, – Толик поморщился.

Вечные Янкины закидоны, пожалуй, уже начали приедаться. С нее станется в следующий раз предложить устроить групповушку. И ведь большинство поддержит, лишь бы не выделяться.

– С Антипиной помирились? Она уже тебе дала? – не успокаивался Джастин.

– Твое какое дело?

Пашка заржал, как конь. Достал из холодильника какой-то очередной коктейль и выпил. Холодный. Залпом.

У Толика аж кадык передернулся. И заиндевел.

– Никакое. Просто любопытно.

– Да, пошел ты!

Впрочем, злости в переругиваниях не было. Пожалуй, они даже стали привычными. Пашку с первого дня отношений Толика с Антипиной почему-то волновало, как далеко они зашли. Не рассказывать же, что никуда не зашли. Топчутся на месте. Застряли на стадии пионерских. И признаться в этом – стыдно. Оксана какая-то… Холодная что ли. Правильная слишком, со своими «пока рано» и «что люди подумают». В чувствах должно быть так, чтобы искра, срыв головы, чтобы плевать, что скажут и подумают. А вот этой искры как раз и не возникало.

А Пашка, словно чувствовал. И подкалывал. С него сталось бы и при Оксане чего-то брякнуть, не подумавши. Намекнуть, что пора бы перейти на следующую стадию. Расписать под хохлому их отношения с Ольховской. Хотя… был ли мальчик? Слишком уж Яночка хвостом метет.

– И кто лучше? – Джастин непонятно куда уставился.

Майоров проследил за его взглядом, но о чем спрашивает друг так и не сообразил, потому что впереди была только голая стена, а собственные мысли лишь мешали въехать.

– Ты о чем?

– Я о ком, – парировал Пашка. – Об Окси и о Габриэль.

– Да, пошел ты! – ругнулся Толик теперь уже по-настоящему.

Михеев повалился на кровать и мечтательно сощурился. Блаженная кошачья мина расплылась по его смазливой роже. Чтобы лишний раз не ссориться с другом, Толик не стал переспрашивать, о чем или о ком тот думает. Логика подсказывала, что не об Оксане. Заступаться же за мулатку-шоколадку было бы как-то не слишком правильно. Тем более, Пашка же молчал, а не отпускал похабные шуточки.

– Я ухожу. Сожрешь мою пиццу – зашибу, – пригрозил беззлобно Толик.

– Больно надо, – ответил Пашка, приоткрыв глаза.

Но можно не сомневаться – сожрет. А потом убежит в свою качалку, до тусы у Ольховской.

Впрочем, Толик надеялся, что Оксана накормит его ужином: ее родители сегодня куда-то уехали на весь вечер, они будут одни в квартире. И не только накормит. Парень нащупал в кармане картонную пачку. На всякий случай. И выскочил из комнаты.

Но всю дорогу до остановки в голове рефреном крутился Пашкин вопрос: кто лучше? Воспоминания о поцелуе с Габриэль бередили душу и рождали волну цунами в животе. Мягкие податливые губы. Скрытая страсть, случайно коснувшаяся крылом. Гибкое горячее тело.

Толик осознавал, что, наверное, не должен все это вспоминать. Что это не совсем правильно, по отношению к Оксане. И оттого злился: на себя, на Ольховскую, на Григорьеву с ее камерой, на Оксану, на всех подряд, без разбора. Злость наплывала иррационально. И заглушить ее в первое мгновение казалось невозможным.

Потом Толик справлялся. Вспоминал свою девушку. Свою? Думать так об Оксане пока было как-то непривычно. Хотя ведь он давно решил, что Антипина ему подходит: она спокойная, целеустремленная, умная, симпатичная. Хорошая. С ней можно поговорить на разные темы. И пока они официально не стали встречаться – с Оксаной было легко. Пока. Не. Начали. Встречаться.

Теперь же – по-другому. Ее целуешь – словно сестру. Или соседку, которую знал с детства. Вроде бы должно кружить голову, но не кружит. Пресловутая искра!

Уехал уже, наверное, шестой нужный автобус, а Толик все сидел на скамейке. И думал. Пьяненький мужичок в вытертой замшелой штормовке начал поглядывать на него с любопытством.

– Сигаретки не будет? – спросил, наконец, дребезжащим говорком.

– Не курю.

Толик поднялся. Сунул руку в карман, но под жадным взглядом мужичка достал пачку совсем не того и выбросил в мусорку. Черт! И пошел вперед, куда ноги ведут, через дорогу, через скверик. Не глядя на парочки и прогуливающихся прохожих, не всматриваясь в лица. Дальше и дальше. К реке. Надеясь, что сможет как-то оправдаться перед Оксаной, придумает какую-то неотложную причину, если она будет звонить и спрашивать, почему он не идет.