Четыре минус три

Эти качества я прежде считала мне присущими по определению, и они всегда меня выручали. А теперь вместо них у меня в голове полная каша. Но ведь они не могли бесследно исчезнуть. Самое смешное, мне кажется, я могу их даже локализовать. У меня ощущение, что все эти способности, которых мне так не хватает, находятся непосредственно за моим лбом, спресованные в единственную крохотную точку. Это их убежище. Тот самый уголок, недосягаемый для каши. Там все отчетливо и светло. Я буквально вижу, как сияют эти, такие мною ценимые качества у меня во лбу. Как они подают мне сигналы карманным фонариком: мы здесь! Не бойся! Мы тебя не покинем!

Но есть одно «но»: доступ к этому заветному месту в моей голове в дни, подобные этому, воспрещен. И чем больше я прикладываю усилий, чтобы добыть заветную шкатулку моих ресурсов, тем более густой и тем более взякой становится каша, которая все забивает. И тем медленнее я продвигаюсь вперед. И тем сильнее оттягивает магнит любую разумную мысль из моей головы.

Встречаясь с людьми в подобные дни, я пытаюсь сохранить лицо, изображая неподдельный интерес к их речам. И питаю надежду, что искра из разума может перепрыгнуть и на меня. При этом я широко раскрываю глаза. На сияние своих глаз я могу по-прежнему положиться. Им пока передается кое-какое свечение от карманного фонарика моего мозга. И когда я не пытаюсь пространно говорить, большинству людей не приходит в голову, насколько же мне нечего сказать.

Находясь в одиночестве, я капитулирую перед этой великой кашей. Выбрасываю белый флаг и стараюсь понять то, что желает мне внушить это варево. «СПИСПИСПИСПАТЬ!» — наплывают на мое сознание вязкие и слюнявые фразы.

Если бы это было так просто! Спать светлым днем в компании притаившихся за моим лбом подпольщиков, которые посылают мне тексты азбукой Морзе карманным фонариком.

Компромисс: не тревожиться. Примириться с тем, что я сегодня ни на что, абсолютно ни на что не способна. С тем, что Барбара, с которой я хорошо знакома, не в состоянии сегодня играть в свою любимую игру, которая называется «жизнь». По крайней мере не способна играть по тем правилам, которые ей хорошо известны и которым она с удовольствием следует. Будем считать, что она вытащила ненавистную ей карту: «пропустить ход», в то время как другие получают удовольствие. И даже более того: ей просто пришлось — и на неопределенное время — взять на себя роль некоего человекообразного существа, которое схоже с ней внешне. Но она не желает, ни при каких обстоятельствах, чтобы ее за это существо принимали!

Кто же я, если я больше не «sapiens»? Если определяющими меня, как человека, качествами я больше не располагаю? Есть ли у меня право присутствовать в этом мире, если я не могу оправдать свое существование никаким результатом. Если я не только не способна играть на бирже идей, общаясь с друзьями, но мне даже не под силу строить грамматически правильные предложения, чтобы объясниться с кассиршей в супермаркете?

Как будто бы я вытащила ненавистную мне карту: «пропустить ход», в то время как другие получают удовольствие.

Карманный фонарик за моей лобовой костью активно мигает. Это свидетельство тому, что сформулированные мною мысли достаточно основательны и стоят того, чтобы над ними как следует поразмыслить. «Ничего другого и не желаю!» — кричу я в ответ. Но я понятия не имею о том, услышали ли меня мои мысли там, в своем крохотном убежище.

«Как ты поживаешь?»

Вот самый часто задаваемый мне вопрос в ненавистные дни. Утверждать, что все у меня плохо, было бы нечестно. Кроме того, такой ответ не исчерпывающий. Он провоцирует других строить различные догадки, на многочисленные «почему?». Он представляет собой соблазн для желающих меня утешать. Потому что я тоскую по своему мужу, по своему сыну, по своей дочке. Он возбуждает желание мне помогать, если мне что-нибудь понадобится. Все так бесконечно милы! Желают быть отзывчивыми. Желают со мной встретиться. Что с неизбежностью означает: разговаривать.

СО МНОЙ РАЗГОВАРИВАТЬ!

Они понятия не имеют о том, что в дни, подобные сегодняшнему, это все равно что требовать от меня невозможного. Но они действуют из лучших побуждений!

Я пытаюсь объяснить, что же со мной происходит. Рассказываю, что боюсь превратиться в идиотку, что я не нахожу больше подходящих слов. И что слова, вылетающие из моего рта, — это все уже бывший в употреблении товар. Второй сорт. Дефектный, ущербный, дешевый. И снова меня спешат успокоить: «Пройдет! Я ничего такого не заметила!»

Или: «Да, это простительно. Ты так много пережила за последнее время».

Или: «Все пройдет. Вот увидишь! И в самое ближайшее время».