Четыре после полуночи

Патрульная машина медленно катилась вдоль Харрингтон-стрит. В руках у Энди Клаттербака было ружье. Клат кивнул им, Джон и Кевин Дэлевены дружно его приветствовали. Стояла золотая осень, словно Джон Дэлевен никогда не высовывался из открытой дверцы «форда» и не блевал в дорожную пыль.

Они пересекли Главную улицу.

— Ну… можно сказать, что я едва не выиграл пари. «Семидесятники» в седьмой игре были впереди до последних секунд, а потом один из ирландцев выцарапал мяч у Хола Греера. Бросок достиг цели, и… я потерял деньги, которых у меня не было. Когда на следующий день я расплачивался с инженером, он признался, что «в самом конце немного нервничал». И все. Меня так и подмывало выцарапать ему глаза.

— Ты заплатил ему на следующий день? Каким образом?

— Говорю тебе, я жил словно в лихорадке. А как только мы заключили пари, лихорадка спала. Я очень надеялся на выигрыш, но знал, что надо подстраховаться на случай проигрыша. На карту были поставлены не только доллары. Многое могло случиться, не отдай я эти деньги. Парень этот был инженером, то есть одним из моих боссов. Его стараниями меня могли уволить. Не отдай я деньги в срок, он бы нашел способ отметить это в моей характеристике. Но главное заключалось в другом.

— В чем же?

— Твоя мать ничего не знала. В молодости нужно не так уж и много, чтобы разрушить семью. Не уверен, что она развелась бы со мной из-за этого пари, но очень рад, что мне не пришлось этого выяснять. Когда лихорадка спала, я понял, что на кон поставлены не деньги, а все мое будущее.

Они уже подходили к «Империи изобилия». Джон увидел скамейку, жестом предложил Кевину сесть.

— Осталось немного. — Отец хрипло рассмеялся. — Все равно болит, хотя прошло столько лет.

Они сели, и мистер Дэлевен закончил рассказ о том, как познакомился с Попом Мерриллом.

— Я был у него вечером того дня, когда заключил пари. Сказал твоей матери, что мне надо купить сигареты. Пришел в темноте, чтобы никто меня не увидел. Из горожан, К нему обращались только те, кто попадал в какие-то передряги, а мне не хотелось, чтобы кто-либо знал о моих проблемах. Поп спросил: «Каким ветром вас занесло ко мне, мистер Дэлевен?» Я рассказал. На что он заметил: «Вы только заключили пари, а уже вбили себе в голову, что проиграете его». «Если проиграю пари, — ответил я, — то хочу твердо знать, что не проиграю при этом чего-то еще».

Он засмеялся. «Уважаю мудрых людей. Я чувствую, что могу вам доверять. Если „Кельты“ выиграют, приходите ко мне. Вас я выручу. У вас честное лицо».

— И это все? — спросил Кевин; в восьмом классе они изучали систему ссуд, многое отложилось у него в памяти. — Он не попросил у тебя… э… залога?

— Людям, которые ходили к Попу, закладывать нечего, — усмехнулся отец. — Он, конечно, не из тех ростовщиков, каких изображают в фильмах: не ломает ноги не возвратившим долг. Но у Меррилла есть свои способы взять людей за горло.

— Какие способы?

— Не важно, — уклонился от прямого ответа Джон Дэлевен. — После окончания последней игры я поднялся наверх, хотел сказать твоей матери, что вновь иду за сигаретами. Она спала, и мне не пришлось лгать. Время было позднее, но в окнах Меррилла горел свет. Другого я и не ожидал.

Деньги он дал десятками. Достал их из какой-то жестянки. Одни десятки. Я хорошо это помню. Еще разглаживал мятые. Сорок десяток. Он пересчитывал их, как кассир в банке, попыхивал трубкой, поблескивал стеклами очков. Меня так и подмывало дать ему в зубы. Вместо этого я его поблагодарил. Ты понятия не имеешь, как иногда трудно сказать: «Спасибо вам». Надеюсь, никогда не узнаешь. Он ответил: «Условия вам известны, не так ли?» Я кивнул. «Вот и хорошо, — продолжил он. — В вашем случае я не волнуюсь. Что я хочу сказать, у вас честное лицо. Сначала вы расплатитесь с тем парнем на работе, а потом расплатитесь со мной. А от азартных игр держитесь подальше. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: вы не игрок».

Я взял деньги и отправился домой, спрятал их под ковриком старого «форда» и лег рядом с твоей матерью, но до утра не сомкнул глаз. На следующий день отдал десятки инженеру, он аккуратно их пересчитал, сунул в карман рубашки и застегнул пуговицу клапана, словно деньги значили для него не больше, чем какая-нибудь квитанция. Потом хлопнул меня по плечу и сказал: «Ты хороший парень, Джонни. Лучше, чем я думал. Я выиграл четыреста долларов, но проиграл двадцать Биллу Антермейеру. Он говорил, что ты принесешь деньги этим утром, а я думал, только в конце недели. Если принесешь». «Я всегда плачу долги», — отрезал я. «Конечно, конечно», — закивал он, и вот тут я действительно едва не отколошматил его.

— И какие проценты брал с тебя Поп, папа? Джон Дэлевен повернулся к сыну:

— Этот человек разрешил тебе так называть себя?

— Да, а что?

— Будь с ним поосторожнее. Он змея. — Джон вздохнул, как бы признавая, что от ответа ему не уйти. — Десять процентов.

— Это не так уж и мно…

— В неделю.

— Но ведь это нарушение закона!