Четыре танкиста и собака

Может, потому они сидели грустные, что именно сегодня проводили капитана Павлова, которого как знающего язык назначили комендантом городка в северной Лужице. Он приглашал всех в гости. Увидятся ли они еще? Выпадет ли им в ту сторону дорога?

Вихура, размахивая руками, долго что-то объяснял друзьям; а когда оркестранты сделали перерыв, чтобы передохнуть и закусить свежекопченой колбасой, он, постукивая ладонью по столу, закончил:

– Самых лучших девушек разберут, а мы останемся ни с чем.

– Не так уж все плохо, как ты рисуешь, – успокаивающе проворчал Густлик. – Сам же говорил, что какую-нибудь автомобильную фирму откроешь или стихи станешь сочинять…

– Что мне стихи, – перебил его Франек, – если я старым холостяком останусь. Одному Косу печалиться не о чем.

– Нам с Янеком печалиться не надо.

– Что-то ты слишком уверен. Может, Гонораты давно нет в Ритцене или она за Кугеля замуж вышла.

– Ни за кого она не вышла, – категорически заявил Густлик, но тут же помрачнел.

– Франек! – Григорий толкнул Вихуру в бок. – Давай вместе напишем в Гданьск письмо, чтобы сестры Боровянки к нам в гости приехали.

– Пропусков им не дадут. – Капрал сморщил нос и потер лоб ладонью.

– Пусть попробуют приехать к Лидке и Марусе в госпиталь, – посоветовал Янек и тут же добавил: – Я получил письмо от Маруси и не много из него могу понять.

– Покажи. Может, вместе… – предложил Григорий.

Но читать не пришлось – к ним приблизился генерал, который с бокалом вина в руке шел от стола к столу, чокался со всеми, поздравлял. С удивлением он увидел, что экипаж «Рыжего» едва дотронулся до еды и напитков.

– Что такое? Пост? – спросил он, стараясь перекричать оркестр, заигравший вальс.

– Так точно, – ответил за всех Саакашвили. – Сначала пост, а потом торт.

– Не понимаю.

– Сладкого ждем, гражданин генерал, – объяснил Кос. – Старший сержант Шавелло предупредил, что он сегодня по случаю окончания войны…

– Что он что-то такое приготовит, что никто из нас еще ни разу в рот не брал, – вмешался Густлик.

– Ну пока, до сладкого, давайте выпьем за эту звездочку, чтобы к ней еще добавились… – Командир протянул руку с бокалом к Косу.

– А за эту вторую большую мы тоже еще не пили, – подсказал Елень, показывая на генеральский погон.

Пригубив вино, командир двинулся дальше.

– Что ж ты пропуск в Ритцен не попросил? – буркнул Янек.

– Не успел, – оправдывался Елень.

– Может, Шавелло нас обманул? – с беспокойством спросил Вихура.

– О, идут! – первым заметил Григорий.

Между деревьями показался длинный ряд поварят в белых фартуках, с пирогами и тортами на подносах, а впереди в великолепном чепце шествовал старший сержант в очках, которые он надевал только в честь самых значительных событий. Он осмотрелся, увидел, где генерал, и, выпрямившись, двинулся в ту сторону с улыбкой счастья на лице. На хрустальном блюде он нес торт, размером в два раза больше противотанковой мины, сверкающий глазурью, пенящийся кремом и пахнущий ванилью. Он даже не заметил, что проходит мимо экипажа «Рыжего».

– Пронесет, черт, – шепнул Густлик.

– Не пронесет, – вполголоса ответил Вихура и, повернувшись на стуле, ловко подставил ногу.

Шавелло пошатнулся, вытянул вперед руки. Саакашвили перехватил блюдо и подал торт на стол. Константин и ахнуть не успел, как нож врезался в шоколадную макушку торта.

– Идет человек, идет – и вдруг спотыкается, – ворчал Константин, вставая с помощью Юзека и стряхивая песок с колен. – Хорошо, что хоть торт…

Изумление и отчаяние перехватили ему дыхание. Члены экипажа уплетали торт за обе щеки, облизываясь от удовольствия. На блюде осталась уже только половина торта с воткнутым в нее ножом.

– Танкисты! – заорал Шавелло не своим голосом и, выхватив из-под халата пистолет, с угрозой произнес: – Читайте молитву…

– Дядя, что ты, дядя?! – схватил его Юзек за руку.

Подскочили двое дежурных с повязками на руке и под руки повели его к дому.

– Что здесь произошло? – сурово спросил генерал, вернувшись от соседних столов. – Он пьян?

– Нет… – ответил Янек. – Не знаю, чего он на нас с пистолетом…

– Выясним.

Командир пошел первым, за ним подпоручник Кос, Елень, а последним – Вихура. Они быстро прошли мимо пирующих, обошли дом сзади, остановились у входа на гауптвахту. Часовой открыл засов.

Еще не осмотревшись в темном помещении, генерал грозно спросил:

– Вы что, с ума сошли, Шавелло?

– Нервы… – всхлипнул голос из-за стены.

– Война кончилась, так вы теперь в своих хотите стрелять?

Старший сержант, вытянувшись по стойке «смирно», начал объяснять:

– Да я ж всю ночь старался… Рот сделал из апельсина, нос и глаза из орешков, волосы из шоколада, волнистые, а они ножом в самое лицо…

– Он махнул рукой, видимо смирившись с судьбой.

Слова на какое-то время потонули в слезах, но он взял себя в руки и до конца объяснил:

– Я ж портрет дорогого генерала на торте сделал, а они сожрали, и никто не увидел…

– Выпустить, – приказал командир и, посмотрев сердитым взглядом на танкистов, пошел в сад.

– Пан Константин, мы не умышленно… – Кос протянул руку, предлагая мир.

– Как можно было разглядеть, что портрет? – примирительно произнес Вихура.