Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных

Наши сложные отношения со временем во многом возникают из-за того же стремления избежать болезненного давления реальности. И всяческие стратегии повышения производительности, как правило, только ухудшают положение, потому что на самом деле способствуют уходу от реальности. В конце концов, осознание ограниченности времени мучительно, ведь это значит, что сложные решения неизбежны и что у вас не будет времени на все, что вы некогда мечтали сделать. Так же мучительно смириться с тем, что то время, которым мы располагаем, поддается лишь ограниченному контролю: может быть, нам просто не хватает стойкости, таланта или других ресурсов, чтобы хорошо играть все роли, которые, как нам кажется, мы должны играть? Поэтому, вместо того чтобы просто осознать свои возможности, мы изобретаем «стратегии уклонения», чтобы продолжать чувствовать себя бессмертными. И окончательно загоняем себя в угол, мечтая об идеальном балансе работы и личной жизни. Или хватаясь за системы тайм-менеджмента, которые сулят освободить нам время для всего, так что принимать трудные решения не придется. Порой мы ударяемся в прокрастинацию – еще один способ сохранить иллюзию безграничного контроля над жизнью: ведь если мы даже не начали работать над сложным проектом, нам не грозят отрицательные эмоции из-за того, что он провалился. Мы забиваем голову занятостью и отвлекающими факторами, чтобы притупить эмоции. («…Мы даже отдаемся барщине ежедневного труда с такой горячностью и бешенством, какие вовсе не нужны для нашей жизни, – писал Ницше, – потому что, нам кажется, нужнее всего не приходить в сознание. Все полны этой спешки, ибо каждый бежит от себя самого»{26}

.) Или же планируем как одержимые, так как альтернативный вариант – это признать, насколько нам не подвластно наше будущее. Более того, в большинстве своем мы желаем получить время в единоличное распоряжение: идеал нашей культуры – положение, при котором лишь вы один управляете своим графиком, делаете что хотите и когда хотите, – потому что нам страшно признать правду: почти все стоящие дела, будь то вступление в брак, воспитание детей, создание бизнеса или политическая деятельность, требуют сотрудничества с другими людьми, а следовательно, готовности к эмоциональной неопределенности отношений.

Впрочем, отрицание реальности всегда бесполезно. Оно может принести временное облегчение, позволяя человеку продолжать думать, что когда-нибудь он все-таки обретет чувство контроля над своей жизнью. Но оно никогда не приведет к ощущению, что мы делаем достаточно, что нас самих

достаточно, поскольку «достаточно» в этом случае понимается как некий безграничный контроль, недоступный ни одному человеку. Напротив, бесконечная борьба ведет к большей тревоге и менее плодотворной жизни. Например, чем сильнее вы верите, что сумеете объять необъятное, тем больше берете на себя обязательств и тем меньше осознаете необходимость спросить себя, действительно ли каждое новое обязательство стоит части вашего времени. В результате ваши дни неизбежно оказываются заполнены делами, которые вам мало интересны. Чем больше вы торопитесь, тем сильнее вас бесят задачи (или маленькие дети), не поддающиеся ускорению, тем лихорадочнее вы строите планы на будущее, тем больше тревоги у вас вызывает любая неопределенность – а ведь ее всегда будет предостаточно. А чем больше контроля вы получаете над своим временем, тем более одинокими становитесь.

Все это иллюстрирует явление, которое можно назвать парадоксом ограничения и которое пронизывает все последствия такого мироощущения: чем больше вы пытаетесь управлять своей жизнью, достичь над ней полного контроля и свободы от неизбежных ограничений человеческого существования, тем более напряженной, пустой и разочаровывающей становится жизнь. Но чем охотнее вы признаете факты конечности – и действуете заодно с ними, а не против них, – тем она становится продуктивнее, насыщеннее и радостнее. Не думаю, что тревога может исчезнуть полностью; похоже, мы ограничены даже в своей способности принимать ограничения. Но я не знаю ни одного приема тайм-менеджмента, который был хотя бы наполовину столь же эффективен, как простое принятие вещей такими, какие они есть на самом деле.

Ледяная струя реальности