Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных

Но с каждым последующим обливанием ледяной водой Янг начал понимать, что это совершенно неверный подход. На самом деле, если он сохранял состояние повышенной концентрации на ощущении сильного холода, оно казалось ему не таким мучительным. Напротив, когда его внимание блуждало где-то далеко, страдание становилось невыносимым. Через несколько дней он стал готовиться к каждому обливанию: начинал с того, что концентрировал все свое внимание на происходящем, чтобы, ощутив ледяную воду, не дать дискомфорту перерасти в мучение. Постепенно он осознал, что это и было смыслом всей церемонии. По его выражению – хотя настоящие буддийские монахи никогда бы так не сказали, – это было «устройство биологической обратной связи», созданное для того, чтобы учить его концентрации, вознаграждая (уменьшением страданий), пока он не отвлекался, и наказывая (увеличением страданий), когда его концентрация нарушалась. После периода уединения Стив Янг (он стал учителем медитации Шинзеном Янгом; новое имя он получил от настоятеля монастыря на горе Коя) осознал, что его способность к концентрации преобразилась. Благодаря его сосредоточенности на настоящем мучительная процедура обливания стала выносимой, а менее неприятные занятия – ежедневные дела, которые прежде были источником пусть не страданий, но раздражения и скуки, – стали казаться интересными и обогащающими. Чем лучше становилась его способность удерживать внимание на любом занятии, тем лучше он понимал, что проблема не в самом занятии, а в его внутреннем сопротивлении этому опыту. Когда он перестал пытаться блокировать эти ощущения и отдался им, от дискомфорта не осталось и следа.

Испытание Янга прекрасно показывает, что происходит, когда мы отвлекаемся: в эти моменты нами движет желание убежать от болезненных переживаний. Это достаточно очевидно, когда речь идет о физическом дискомфорте, например ощущении ледяной воды на голой коже и прививке от гриппа в кабинете врача – случаях, когда на неприятные ощущения так трудно закрыть глаза, что нужны усилия, чтобы направить свое внимание на что-то другое. Но то же самое касается и ежедневных отвлечений. Представьте типичный случай, когда социальные сети отвлекают вас от работы: разве вы сидите в самозабвенной сосредоточенности, между тем как кто-то насильственно отвлекает ваше внимание? Нет, вы охотно хватаетесь за малейший предлог отвлечься от дела, чтобы забыть, что вам неприятно его делать. Вы отвлекаетесь на скандал в Twitter или на сайт со сплетнями о знаменитостях не через силу, а с облегчением. Нам рассказывают о войне за наше внимание, где агрессор – Кремниевая долина. Но если это правда, то мы на поле боя часто играем роль пособников.

Мэри Оливер называет этот внутренний импульс к тому, чтобы отвлечься, внутренним прерывателем, «сущностью внутри личности, свистящей и барабанящей в двери»{72}

, обещающей, что жить станет легче, как только вы перенаправите внимание от важной, но сложной текущей задачи на то, что происходит в соседней вкладке браузера. «Один из поразительных уроков, которые я получил, – отмечает Грег Крэч, размышляя о собственном переживании этого импульса, – состоит в том, что я очень часто не хочу делать то, что нужно сделать. Речь не просто о чистке унитаза или заполнении налоговой отчетности. Я имею в виду вещи, которых я искренне хочу достичь»{73}

.

Дискомфорт от важных дел

Об этом стоит подумать отдельно. Ведь это очень странно. Почему нам бывает так некомфортно, когда мы сосредоточиваемся на важных для нас вещах, на том, чему, казалось бы, хотели посвятить жизнь? Почему вместо этого мы только и делаем, что отвлекаемся, то есть занимаемся тем, чему явно не намерены посвящать жизнь? Конечно, есть задачи неприятные или пугающие, и наше желание от них отвлечься не кажется таким уж удивительным. Но более распространенная проблема – это проблема скуки, которая часто возникает по непонятным причинам. Неожиданно дело, которым вы твердо решили заниматься, потому что оно для вас важно, кажется таким скучным, что вы больше не можете концентрироваться на нем ни минуты.