Настоящая премьера проходила в Томске. Программа была еще сырой, прошло всего три недели, как мы ее показывали в Одессе, но приняли ее очень хорошо. Ребята еще спотыкались, многие жесты выглядели незаконченными, однако каждый день то в жесте, то в шаге, то в повороте головы Наташа и Андрей демонстрировали что-то новое — танец давал им возможности для импровизации. Сколько я провела тренировок, но двух одинаковых движений в этом танце так и не увидела. Может быть, это и плохо, меня же это радует, Я не могу смотреть на одинаковые заученные жесты, улыбку, если они повторяются в одном и том же месте. Это замечательно, когда в зависимости от внутреннего состояния, тренированности фигуристов танец преображается и преображается ими. Мне не хочется трогать его самой, показывать жесты, считаю более целесообразным объяснять, что бы я хотела здесь видеть. И то, что Наташа и Андрей привносили в танец много своего, а это им, кстати, очень помогло, возможно было только благодаря их большому мастерству, их высочайшему знанию всех законов спорта и фигурного катания.
Такова история рождения программы олимпийского года. Мы проиграли в этом сезоне чемпионам мира, но мы шли своим путем, в фигурном катании нет двух первых мест, и приходится сравнивать два совершенно различных направления. Я была убеждена, что Бестемьянова и Букин достойны в танцах самого высокого звания. Что ж, их путь в спорте в роли одной из ведущих в мире пар только начинался...
Главу о Наташе и Андрее надо заканчивать рассказом о Сараеве. Наташа перед стартом очень нервничала, но говорить об этом я не хочу. Мы все это видели по телевизору, и больше не увидим. Серебро Олимпиады завоевано ими в борьбе с выдающейся парой, которая раньше вышла в лидеры и у которой шансов победить было больше. Но любая олимпийская награда — высочайшее достижение. Нет у спортсмена в жизни важнее соревнований, чем Олимпийские игры.
Вечером, когда я из Шереметьева приехала домой, ждал меня накрытый нашими мамами стол, и во главе его восседал отец, редкий гость на любом семейном празднике. Он произнес тост, поздравив меня, когда же пришла моя очередь говорить, я напомнила ему, как он твердил мне постоянно: «Мало работаешь, мало работаешь». — «Сколько ты провел Олимпиад?» — спросила я у отца. «Был на пяти, но тренером работал на четырех». — «Вот и я вернулась уже с четвертой своей Олимпиады». И он как-то притих: «Врешь, Татьяна». — «Ну, как вру, ты в 1972 году в Саппоро заканчивал, а я там начинала».
Я не знаю, с чем можно сравнить первую в жизни Олимпиаду. Я не нахожу сравнения, потому что, когда впервые попадаешь на Игры, испытываешь чувство безграничного счастья, хочется только летать. Тем более что, когда я попала на первую свою Олимпиаду, передо мной стояли задачи менее сложные и ответственные, чем на трех остальных. В Саппоро мои ученики, спортивная пара Черняева — Благов, должны были принести команде одно очко, и они его принесли. Это тоже серьезное испытание для двадцатичетырехлетнего тренера, но все-таки не такое, когда надо бороться за призовые места, когда на твои плечи ложится обязанность вывести учеников в чемпионы. Наташа и Андрюша боролись за первое место. Букин однажды так разволновался, что мне стало за него страшно. Торвилл и Дин сделали в обязательном танце мелкие ошибки, просто Крис нервничал, но ошибки заметные, судьи же ставят им 5,9—6,0. Букин, как ребенок, чуть не заплакал: «Что ж происходит, Татьяна Анатольевна, посмотрите?» Он понимал, что судьи им оценку выше не поставят, но в душе оставался спортсменом и стоял за честную спортивную борьбу. Как тренеру мне реакция Букина доставила удовольствие, мы с Наташей поплелись за ним, успокаивая и объясняя, почему нас за малейшую неточность наказывают.
В Саппоро я бегала смотреть другие виды, сейчас же коплю силы для своего дня и никуда не хожу. Тренеры на Олимпиаде должны, как и спортсмены, быть в пике своей формы, поэтому нельзя распылять внимание и необходимо отдыхать.
Не знаю, какая Олимпиада мне дороже всех, все они очень разные. Понятно, что последняя занимает в памяти самое большое место.
Тарасята
Так называют команду моих учеников. За те годы, что я работаю тренером, у меня занималось несколько десятков фигуристов. Я помню их всех прекрасно. И буду помнить всю жизнь. Они были разные: добрые, злые, трудолюбивые, лентяи, но для меня, как для матери ее дети, всегда самые дорогие существа. Ученики — это, впрочем, те же собственные дети, видишь все их недостатки, но все равно любишь. Из жизни моих учеников складывается и моя. Но расскажу я о тех, чья работа со мной отмечена каким-нибудь существенным событием как веха, которой отмечен определенный этап на моем тренерском пути.
Людмила Суслина и Александр Тихомиров