Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова

Затем Николай Александрович продолжил свой рассказ:

«Разумеется, я не мог в то время подтвердить свои представления бесспорными опытными данными. И не только из-за того, что я сидел в тюрьме. Просто общий уровень развития экспериментальной науки того времени не позволял это сделать. Таким образом, даже столь крупный ученый, как Д. П. Коновалов, не увидел в моем труде того, что вскоре стало ясно многим ученым.

28 октября 1905 года передо мной раскрылись ворота тюрьмы. Я поселился на окраине Петербурга, и там меня разыскал профессор П. Ф. Лесгафт. Сначала я руководил практическими занятиями, потом стал доцентом, а вскоре и профессором по кафедре физической химии, утвержденным Министерством народного просвещения. Вышедшие за эти два года мои труды дали мне звание не только профессора, но и доктора химии.

Вскоре после, освобождения из заключения я познакомился с Н. Н. Бекетовым и Д. И. Менделеевым, от которых надеялся получить отзыв о своих работах по химии, главным образом по теории строения вещества и происхождения химических элементов.

20 декабря 1906 года я встретился с Менделеевым. Во время этой беседы мы затронули вопрос о значении полученных мной выводов для раскрытия сущности периодического закона. Пытаясь убедить Менделеева в том, что его периодическая система представляет собой лишь частный случай среди многих периодических систем, существующих в космосе, я указывал на поразительное сходство периодических систем химических элементов и углеводородных радикалов. Однако Менделеев ответил, что аналогия не есть доказательство, хотя и соглашался, что многие сходства между его системой и системами углеводородов поразительны.

Моя попытка подтвердить справедливость проведенной мной аналогии ссылкой на открытое в конце XIX века явление радиоактивности, при которой эманация радия со временем превратилась в гелий, также не достигла цели. К своему величайшему удивлению, я обнаружил, что Менделеев отрицал даже самый факт радиоактивного распада радия, рассматривая его как ошибку наблюдений вследствие малого количества исследованного вещества. Согласившись наконец с тем, что моя теория может объяснить химические свойства атомов, Менделеев остался убежденным в том, что нет в природе такой силы, которая могла бы их разложить.