Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова

Но ведь все удельные и казенные земли Европейской России почти везде, где они удобны для разработки, разработаны чьими-то руками, а болота, тундры, солончаки и пески делить бесполезно; казенные и частные леса не только не надо делить для быстрого использования, а надо отдать под государственную опеку, так как их в большинстве губерний слишком мало. И вообще девиз «Земля и воля» имел реальный смысл лишь в пятидесятые годы XIX века, когда он возник, т. е. пока он обозначал всем понятную вещь: освобождение крестьян от крепостной зависимости с наделом обрабатываемой ими земли. А теперь для надельных крестьян он являлся лишь миражем, так как переселить насильственно в Сибирь всех, кто до сих пор обрабатывал ежегодно и притом целиком в Европейской России все удобные монастырские, церковные, частновладельческие, удельные и казенные земли, фактически невозможно и не гражданственно, так что «Земля и воля» стал не общекрестьянским, а исключительно батрацким и мелко — арендаторским девизом. Да, кроме того, и батраки не взяли бы одной земли, без материального обеспечения им возможности продуктивно работать на ней.

Возможны были только два решения земельного вопроса. Первое — полное обобществление, но к нему крестьяне были не готовы. Второе — полная частная собственность на землю и все находящиеся на ней постройки с правом передачи путем продажи или завещания.

Я считал, что с точки зрения эволюционной социологии при этой форме наиболее целесообразно не ограничение максимума земельной собственности, а, наоборот, установление наименьшей величины земледельческого участка, который семья, при помощи усовершенствованных машин, могла бы обработать лично, без чрезмерного напряжения сил. Несомненно, что эта культурная земельная единица была бы много больше тогдашнего крестьянского надела, и быстрый переход к ней было бы невозможно осуществить. Пришлось бы ожидать, пока малоземельная часть населения не продаст сама таких недостаточных участков как невыгодных и не перейдёт от земледелия к другим родам труда.

Таким образом, «право каждого живого человека на землю» — такая же фикция, как и право всех быть художниками, актерами, музыкантами, плясунами на канате и т. д.

Не менее очевидной мне виделась возможность постепенной национализации земель; например, мы имели в некоторых государственных лесах разработки их наемными артелями рабочих, это и есть уже готовая национализация земель.