Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова

Одиннадцать тетрадей были посвящены работам по химии. Это тома 1, 3, 7, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15 и 26. Общий объем этих тетрадей — более четырех с половиной тысяч страниц. Это материалы к работе «Строение вещества», черновики и окончательные варианты этой работы. Первая тетрадь была заполнена в 1889 году, а последняя в 1905 году.

Второй и третий тома содержали научно-популярные статьи и материалы к ним, всего чуть больше трехсот страниц. Эти работы датировались 1890–1893 годами.

В томах 5, 8, 17 и 25 находились работы по математике: «Функции, дифференцирование и интегрирование», «Начала векториальной алгебры и их генезис из чистой математики», «Аллотропическое состояние 4 метаморфоз алгебраического количества» с рецензией Лукашевича, а также «Заметки и вычисления по чистой математике, геометрии и механике». Всего около тысячи двухсот страниц.

Две тетради, 19 и 24, посвящены работе «Основные начала физико-математического анализа», всего более восьмисот страниц.

Том 21 — работа «Законы сопротивления упругой среды движущимся в ней телам. Аналитические исследования». Это самая тонкая тетрадь, всего 90 страниц.

Тома 18 и 23 были посвящены работе «Откровение в грозе и буре» и заметкам к ней. Всего восемьсот страниц.

Четыре тетради, 6, 16, 20 и 22, содержали вычисления, выписки, заметки и наброски по математике, физике, химии, ботанике, биологии, истории культуры в связи с работой над «Апокалипсисом» и «Пророками», заметки по астрономии, стихотворения, письма родным и их ответы, заметки по физике, письмо Бекетову о строении вещества и многое другое. Всего около двух тысяч страниц.

Даже беглый просмотр тетрадей не оставлял сомнений в огромной эрудиции ученого. Вот и сейчас в его кабинете лежали рукописи по истории человечества и астрономическим изысканиям о влиянии «угольных мешков» Млечного Пути на жизнь нашей планеты Земля, над которыми он работал последнее время.

Ксения Алексеевна разъясняла возникающие вопросы. Было видно, что она во всем этом разбирается. И это неудивительно. Еще в Москве Морозов говорил, что его супруга — помощница и бессменный секретарь в его научной деятельности. Она разбирает его общирную корреспонденцию, готовит ответы на некоторые письма, помогает в чтении корректур. Кроме того, Ксения Алексеевна, разумеется, ведает всеми житейскими и хозяйственными. делами, которых Николай Александрович не касается вовсе.

Ксения Алексеевна показала гостю толстый альбом-гербарий растений и цветов, собранных в Шлиссельбурге. Здесь были мхи, лишайники, грибы, наросты на березе, папоротники, цветы, злаки — все то, что выращивалось на небольших огородиках внутри тюремных стен, и все то, что случайно попадало в эти стены. Молодого человека поразило, насколько тщательно был разделан каждый листочек, каждый усик, каждый цветок, как старательно все это наклеено на бумажные листы. Каждый лист гербария производил впечатление художественного произведения, старательно нарисованного.

Но вот вернулся Николай Александрович. Он посетовал, что много времени забирает административная работа.

Мне хочется работать для науки. Столько идей вертится в голове. Административная работа — нечто вроде диспетчера, который распределяет автомобили, а ездят на них другие. Для ученого лучше всего быть знаменитым после смерти. Тогда уже никто не будет мешать его работе.

Николай Александрович привел пример Д. И. Менделеева, которому мешали всякого рода посетители.

— Ему говорят: «К вам посетитель». Он: «Опять посетитель. Опять нужно белые камергерские штаны надевать». Так однажды пришел к нему посетитель. Дмитрий Иванович надел свои камергерские штаны белые, пошел показывать по плохо отапливаемому помещению Палаты мер и весов, простудился и умер. У меня не было давно (с незапамятных уже времен) ни одного дня, к вечеру которого не оставался бы хвост недоделанных дел, хотя с утра не теряю даром ни одной минуты времени, иначе как на еду да питье.

Эти разговоры и просмотренные рукописные книги определили тему их следующей беседы — занятие наукой в Шлиссельбурге. В дальнейших заметках С. А. Стебакова рассказанное Николаем Александровичем отразилось так:

«Даже в период своего «хождения в народ» я собирал растения, насекомых, минералы, как бы пополняя свои прежние коллекции. В эмиграции я находил время слушать лекции в Женевском университете, встречаться с географом Элизе Реклю и астрономом Камилем Фламмарионом. К моменту своего ареста я был в курсе основных открытий в области естествознания и точных наук и довольно свободно ориентировался в их проблематике.