Читаем Четыре жизни. 1. Ученик полностью

Челябинск произвёл прекрасное впечатление, широкие центральные улицы. Посетили с папой соцгород (социалистический город — абсурд сталинских времён, когда жильё строили прямо вокруг промышленного гиганта) в районе металлургического завода, на строительстве которого папа работал в трудармии. Побывали у родственников в фактическом пригороде Челябинска — Копейске, проживавших там с времён трудармии. Типичный шахтёрский городок с двухэтажными бараками, большим количеством зелени. Две тётушки (сёстры Доротеи) узнали сразу папу, много слёз, много разговоров. До самой своей кончины они винили в смерти Доротеи Христиана Полле, моего деда. Нечто подобное мне пришлось слышать уже при жизни с Надей, когда все её тёти по матери обвиняли в преждевременной смерти сестры (Наде 10 лет) её мужа. Вечная проблема взаимоотношений родственников супругов. В Копейске познакомился с кузиной папы тётей Фридой и её мужем Артуром (через 16 лет встретимся в Абхазии).

Следующая остановка — город Соликамск, место жительства дяди Роберта. Как сейчас помню, выскакивает из дома дядя Роберт, здесь же случайно оказался дядя Отто. Сработал эффект неожиданности, вообще папа любил ездить в гости без предупреждений, но ведь резкие положительные эмоции тоже способны вызвать сердечный приступ.

Соликамск — город, широко разбросанный по холмам, в своё время строился прямо на соляных копях. Там и сям видны купола церквей, уж не знаю, какие склады или архивы в то время в них располагались. Дома, преимущественно, частные одноэтажные. Старина проявляется во множестве деталей: то попадёшь на клочок булыжной мостовой, то увидишь на частном доме необычный флюгер прошлых веков, то удивительно красивые поросшие мхом резные наличники, то двухэтажный дом, наполовину вросший в землю. Везде деревянные тротуары, так характерные для утопающих в грязи регионов России.

Контрастом старинному Соликамску является расположенный в нескольких километрах город Боровск. Послевоенный город застроен 4–5 этажными домами, дороги асфальтированы, построено несколько предприятий военно-промышленного комплекса, на одном из них, радиотехническом заводе, работал начальником цеха дядя Роберт.

На обратном пути вместе с дядей Отто остановились у него дома в городе Кизел. Ещё один, после Копейска, типичный шахтёрский город с терриконами, перемежающимися с двухэтажными бараками. В плане реструктуризации угольной отрасли нерентабельные шахты Кизела подлежат первоочередному закрытию. Высокие московские лбы покрылись морщинами в поисках решения проблемы трудоустройства шахтёров.

По дороге домой рано утром в Березниках нас встречали два сокурсника родителей: Лишке и «Женька» Вагнер (в будущем академик, ректор Пермского мединститута).

У меня и в мыслях не было, что через полтора месяца наша семья снова поменяет место жительства, 8-й класс я буду начинать (и опять с опозданием) в новой школе.


8-й — 10-й классы

1955–1958 гг.


Родители вновь переехали, на этот раз из областного центра в горняцкий городок Текели, растянувшийся на 23 км вдоль ущелий Джунгарского Алатау. В шахтах добывается руда, на свинцово-цинковом комбинате (хозяин города) из неё выделяют чистые металлы, причём не только титульные. В Текели я впервые столкнулся с таким страшным природным явлением, как сель. Сидим в школе на уроках, несколько часов идёт дождь. В окно уже не видно земли. Срочно распустили учеников по домам. В нашем доме вода вошла в подъезд. К счастью, подъём воды остановился на уровне первого этажа (метра полтора от земли). Ночью селевой поток снёс в речку 18 домов с людьми в другом районе города (на втором кордоне), никто не мог точно подсчитать количество жертв. Территория вокруг нашего дома утром была покрыта метровым слоем плотной грязи. СМИ «не заметили» трагедию.

Седьмая по счёту школа, пристальное внимание к новичку как со стороны педагогов (кругозор, не характерный для учеников данной школы, о чём публично говорил директор Силуков на общем собрании восьмых-десятых классов), так и одноклассников.

Перейти на страницу:

Все книги серии Четыре жизни

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное