— У нас к вам вопросы по делу Закотновой, — Кесаев убрал удостоверение. — В квартиру впустите? Или здесь поговорим?
Виктор окинул незваных гостей недобрым взглядом, но все же отступил в сторону:
— Заходи.
В квартире было грязно и не прибрано. Мужчины прошли на кухню. Тут пахло какой-то кислятиной и гнилью. Виктор кивнул гостям на табуретки, подошел к плите, налил из кастрюли половником крепко заваренный холодный чай. Рассказывать он начал еще в коридоре и сейчас продолжал, держа кружку с чаем на отлете.
— …Ублюдок девочку не просто убил. Изнасиловал сперва. Да вы же материалы дела видели наверняка.
— Видели. А других подозреваемых не было? — спросил полковник.
— Не было. Нет, сперва-то мы всех подряд проверяли. Да иначе и быть не могло. Убийство ребенка. Да на сексуальной почве. Все УВД на ушах стояло.
Бывший милиционер жадно отпил из кружки, утер рукавом рот.
— А потом этот упырь нашелся. В нескольких домах от места, где тело обнаружили. Мы местных проверять стали, до него дошли — ахнули. Он, оказывается, сидел по созвучной статье. За изнасилование и убийство.
— За это разве не высшая мера предусмотрена? — тихо спросил сидевший в углу Витвицкий.
— Сто вторая со сто семнадцатой? — Виктор снова отпил из кружки. — Конечно, вышак. Но наш суд, самый гуманный в мире, этого Кравченко в связи с его несовершеннолетием тогда не расстрелял, а посадил.
— В материалах дела сказано, что он освободился досрочно за добросовестный труд, хорошее поведение и в связи с раскаянием в содеянном, — заметил Кесаев. — И после отсидки в нарушениях замечен не был. Работал, жена, ребенок.
— И что? — Косачев помрачнел. — Знаешь, как в народе говорят: сколько волка ни корми, он все одно в лес смотрит.
— И что, сомнений никаких не было?
— Какие сомнения? — Виктор допил чай, поставил кружку в грязную раковину. — А потом — он же сам показания дал.
— И вы уверены, что это он убил? И показания из него не выбивали? — продолжал задавать вопросы следователь.
— Слушай, полковник, ты на что намекаешь? — разозлился Виктор. — В том, что это он убил, советский суд уверен.
— А почему же тогда вы сразу после этого дела уволились? — подал голос из своего угла капитан.
Виктор издал странный гортанный звук, глаза его намокли. Он отвернулся, откашлялся и хрипло, давя слезы, заговорил:
— А потому что больше работать не мог. Ты фотографии девочки видел? А я ее — вот как тебя сейчас… И мне того зрелища на всю оставшуюся жизнь хватило. Он ее, сука, насиловал и ножом бил, но умерла она не от этого. Он ее придушил, когда она закричать попыталась. А у нее весь живот ножом истыкан… И там… ниже… все разорвано было… и спереди и сзади… А ей девять лет всего было!.. Всего девять!!!
Мужчина повернулся, его заплаканное лицо было искажено от ярости. Выкрикнув последние фразы, он вдруг как-то странно обмяк, словно у него кончился завод, сел на свободный табурет, уткнулся лицом в руки.
Кесаев поднялся из-за стола.
— Спасибо, что нашли время для нас, Виктор. Мы пойдем.
Косачев поднял лицо, вытер красные, воспаленные глаза и с болью поглядел на полковника.
— Сука, блядь… А ты говоришь, сомнение… Не может там никаких сомнений быть.
Виктор слукавил. Поначалу сомнения у следственной группы имелись и круг подозреваемых был довольно широк. По описанию женщины, видевшей убийцу и Леночку Закотнову, специально приглашенный художник делал зарисовки. Они сидели в кабинете Косачева, выбирая варианты.
— Так?
— Да, только у него еще очки были, — кивала женщина.
Художник быстро добавлял нужные детали.
— Такие?
— Не, подлиньше, — качала головой свидетельница.
— Так? — после серии движений карандашом спрашивал художник.
Женщина, прищурившись, долго рассматривала портрет, наконец кивнула.
— Да, похоже.
Виктор взял у художника рисунок, в котором по очертаниям очень отдаленно можно было опознать Чикатило.
— Спасибо. Вы свободны. Если что-то еще вспомните, обращайтесь, — Виктор протянул свидетельнице бумажку с телефоном. — Вы нам очень помогли.
Когда женщина и художник ушли, Липягин, молчком сидевший за соседним столом, взял рисунок, повертел в руках.
— Что скажешь? — спросил его следователь.
— «Вот очки, пальто и шляпа. День у папы выходной»[4]
, — с усмешкой процитировал Липягин Маршака и бросил рисунок на стол. — Никого мы по этому портрету не найдем.— Почему?
— А ты внимательно посмотри.
Виктор послушно посмотрел на портрет, перевел взгляд на коллегу, так и не сообразив, к чему тот клонит.
— Если на меня очки со шляпой нацепить, я тоже буду на эту картинку похож, — с усмешкой объяснил тот.
— Ничего другого у нас все равно нет. Дам в розыск и по учебным заведениям на всякий случай, — Виктор забрал портрет и направился к вешалке.
В тот же день размноженный портрет предполагаемого убийцы был разослан по всем школам, училищам и техникумам города. Попал он и в школу, где несколько лет назад работал Чикатило.
Секретарша, приняв портрет под роспись от курьера, положила его в папку и вернулась к своему любимому занятию — она читала Дюма, «Графиню де Монсоро».