Она подошла ближе, остановилась. Он бросился к ней, обнял. Ирина не оттолкнула. Он улыбнулся этому, попытался поцеловать, но она чуть отстранилась.
— Его поймали, да? — спросила тихо и просто.
Виталий расправил газету, показал заголовок. Ира прочла, снова смяла газету, с ненавистью швырнула в урну.
Витвицкий растерянно глядел на любимую женщину, не зная, чего от нее теперь ждать. Ира посмотрела на него и грустно улыбнулась:
— Пойдем домой.
14 февраля 1994 года
— Осужденный Чикатило, прямо, — холодно скомандовал конвоир.
Чикатило переступил порог и вошел в большую комнату. У стены стоял стол, за ним сидели офицер охраны и врач. Присутствие последнего добавило Чикатило тревоги.
Прокурор и конвоиры вошли следом. Тихо хлопнула дверь. Прокурор прошел вперед и присоединился к сидящим за столом.
Чикатило по-прежнему стоял посреди комнаты, не зная, как себя вести.
— Осужденный Чикатило, вы подавали прошение о помиловании на имя президента Российской Федерации Ельцина Бориса Николаевича, — официально-монотонно забубнил прокурор.
— Подавал! — оживился Чикатило. — Мне не хочется уходить из жизни, оставлять мою жену — подругу тяжелых многих лет, больную, беспомощную, она не переживет. Три года пытаются внушить мне и всему мировому общественному мнению, что Чикатило — преступник, насильник, убийца, людоед…
Сидящие за столом переглянулись, офицер охраны поморщился. Чикатило вошел во вкус и говорил теперь уверенно, с напором, будто перед журналистской камерой:
— Без всяких фактов и доказательств! В погоне за сенсацией никто не замечает голословных, надуманных утверждений. Содержат меня, больного человека, в камере смертника, по сфабрикованному делу, без суда и без следствия…
— Довольно! — громко оборвал его прокурор. — Вам отказано в помиловании.
Слова ударили по ушам, Чикатило пошатнулся. Этого не могло быть, он ведь все сделал правильно… И его интервью… Журналисты — четвертая власть… Эта девушка… Алена… Она же обещала, что все сработает.
Чикатило снял очки, заморгал часто-часто и опустил голову.
— Это немыслимо. Моя трагедия совпала с кризисом коммунизма. Я — жертва и орудие этого монстра, — заговорил он с тихим возмущением, с каждым словом все больше распаляясь, повышая голос. — Мне обещала четвертая власть! Свободная пресса! Прошу реабилитировать моих деда и отца, отменить мой смешной приговор тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года на три месяца тюрьмы за хищение того, что украли другие. Моя жизнь связана с жизнью страны! Мы — мирные люди! Не ждали агрессии Наполеона и Гитлера, но ответили партизанщиной.
Сидящие за столом снова переглянулись. Прокурор встал.
— Чикатило, хватит! — И бросил конвою: — Проводите его.
— В Москву? — с надеждой спросил Чикатило.
— Выполняйте! — проигнорировав вопрос, приказал конвоирам прокурор.
Конвоиры молча вели его по коридору, кажущемуся бесконечным. Он шел, едва переставляя ноги, а в голове крутилось по кругу, словно на заевшей пластинке:
Меня травили, преследовали, как бешеного волка, десятки лет от рождения. Меня изгнали из работы, из жилья — на вокзалы, в электрички, в лесополосы!
Чикатило шаркал по коридору. Впереди у стены стояла симпатичная девушка. Конвоиры словно бы не видели ее. Но он видел совершенно точно. И она его видела. Когда Чикатило провели мимо, девушка не сказала ни слова, молча проводила его взглядом.
Я предупреждал всех: «Спасите, помогите». Но ассирийская мафия доконала меня. Вынудила меня перейти к партизанским методам защиты, против всех, кто шел в партизанский лес, преследовал меня, всех агентов мафии я направлял как «языков» к командиру партизанского отряда. Я защищал свою честь и свою хату на баррикаде до последнего…
У стены стоял мальчик. Кажется, его звали Валера.
— А мы скоро придем? — спросил он Чикатило, когда они поравнялись.
Осужденный не ответил, в его голове звучало:
Прошу перевести меня в Москву! Туда, где можно говорить правду о моем странном, сенсационном деле! Я хочу написать мемуары о моей трагической жизни, чтоб встретиться со специалистами — юристами, сексопатологами, психиатрами! Вызовите прессу! Это произвол!
Чикатило подвели к тяжелой металлической двери. Лязгнул засов, дверь распахнулась. Он уперся, обернулся на конвоиров:
— А вы?
— Проходите, — отстраненно произнес сопровождавший его и конвоиров офицер.