Чихнёшь в воскресенье...

—  Боже, она говорит серьёзно, — прошептал Тэйн, вставая. — Эй, девочка, на что ты намекаешь? — но прежде чем кто-то смог остановить Марджи, она вскочи­ла и выбежала через открытую дверь в темноту летней ночи.

—  Оставьте её, Кэри, — спокойно сказал Питер. — Это то, что её мать называет «театром». Ей очень нравит­ся действовать на неподготовленную аудиторию. И у неё свои счёты с Кетрин, она действительно желает ей смерти.

Чуть потоптавшись, начальник полиции сел и вернул­ся к оладьям с земляничным вареньем.

—  Она совсем спятила, — пробормотал он про себя. Заговорили о других вещах. Так продолжалось до велико­го момента, когда убрали тарелки, спели гимн и священник произнёс несколько подобающих случаю слов. Питер шёпотом сообщил Фредерике, что священника зовут пре­подобный Арчибальд Уильямс. И наконец перешли к долгожданному розыгрышу.

—   Номер тридцать пять! — очень громко объявила жена священника, вытащив номерок из шляпы.

— Но... но... это же м о й номер! — ахнула Фредерика. — Я хотела одеяло, потому что... у меня день рождения... и... Я хочу сказать... Боже! Что же мне теперь делать?

—  Встать и взять свой выигрыш, — серьёзно ответил Питер.

Вот почему Фредерика полчаса спустя, возвращаясь домой с прекрасным лоскутным одеялом, пошла не на­верх, к себе, а на кухню.

Питер попрощался с нею у входа. Она пригласила его зайти, но полковник отказался.

—  Простите, Фредерика, но мне сегодня нужно сроч­но написать отчёт, и я допоздна буду работать у себя в кабинете. Вы отсюда, несомненно, увидите свет в моём окне.

Фредерика постаралась скрыть своё разочарование и пошла в дом с лоскутным одеялом в руках. Одеяло она расстелила на своей кровати, чтобы получше его рассмот­реть. Потом решила, что ещё лучше рассматривать его на стене, но единственная стена, не занятая книгами, нахо­дилась в кухне.

Стремянка стояла за раковиной. Фредерика пошла за ней и по пути выглянула в окно. И в падавшем из окна свете увидела гамак. Стремянка так и осталась неисполь­зованной, а забытое одеяло много дней пролежало на кухне.

Кто-то лежал в гамаке, и лежал совершенно неподвижно.

—   Не следовало нам слишком много говорить об убийствах, — сказала Фредерика вслух, чтобы приобод­риться. — ,'Я сошла с ума, не хуже девчонки Марджи. Несомненно, это спит сама Марджи. Выставляется, как все подростки, чтобы напугать меня до смерти.

Слова, произнесённые в пустой комнате, прозвучали как-то странно и напомнили Фредерике, что она не героиня романа. Она раскрыла заднюю дверь и вышла на крыльцо. Резко закричала цикада, и Фредерика в страхе остановилась. Потом медленно направилась к гамаку. Она долго стояла и смотрела на неподвижное тело Кэтрин Клей. Ошибиться было невозможно. Одна рука беспомощно свисала, а свет, лившийся из кухонного окна, проявил искажённое болью или страхом лицо — абсолютно неподвижное.

Фредерика прикрыла рукой рот, чтобы сдержать крик, и заставила себя другой рукой коснуться этого страшного лица. Отдёрнула руку и слепо, почти инстинктивно побе­жала в направлении кампуса и светящегося окна Питера.

Глава 4

Фредерика бешено заколотила по тонкой двери сбор­ного дома. Звуки прозвучали как удары барабана в тишине ночи.

—  Боже! — сказал Питер, быстро открывая дверь. — Незачем будить мёртвых. Какого дьявола?

—  Это я, Питер. О, Питер, Питер, она мертва. Мард­жи, наверное, ведьма.

—  Фредерика, это вы? О чём вы говорите? — но тут полковник разглядел её побледневшее лицо, взял за руку и почувствовал, что она дрожит. — Заходите и расскажи­те, в чём дело. Здесь ничего плохого не может произойти, Фредерика. У вас кошмар из-за того, что мы слишком много чепухи наговорили.

—  Нет! Нет! Питер, я не могу зайти. Вы должны пойти со мной. Это... это Кэтрин Клей. Она мертва. Там, у магазина. В моём гамаке, на моём дворе, — Фредерика заставила себя говорить медленно и отчётливо, и наконец Питер понял, что она говорит серьёзно.

—  Хорошо, Фредерика, я вам верю, но прежде чем мы пойдём, вам нужно выпить.

Он провёл её в кабинет, раскрыл ящик стола и достал небольшую серебряную фляжку. Из шкафа взял бокал и налил немного.

—  Коньяк. Вам необходимо. Не пейте залпом. Фредерика подавилась, подняла голову и попыталась улыбнуться. Потом, как послушный ребёнок дозу лекар­ства, допила коньяк.

Спиртное подействовало волшебно, Фредерика почув­ствовала себя гораздо лучше. Лицо Питера казалось совьим в свете зелёной настольной лампы.

—  Спасибо, — сказала она. — Всё в порядке. Идёмте. Я... я не хочу, чтобы она лежала там одна.

—   Если она мертва, моя дорогая Фредерика, пять минут не составят никакой разницы, — мягко напомнил ей полковник.

—  Я знаю, но...

Впоследствии Питер и Фредерика не раз дивились её непреодолимому стремлению сразу вернуться в магазин. Хотя инстинкт предупреждал её, что смерть эта не естес­твенная. Да, даже тогда...

—  Что «но»? — резко переспросил Питер.

—  О, не знаю. Просто чувствую, что мы должны быть там.

—  Ну, хорошо, — спокойно согласился Питер. Он взял её за руку, они пересекли кампус, перешли дорогу, обог­нули дом Хартвел и подошли к гамаку.