Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Сам Тэмуджин планировал начать войну против найманов в середине лета 1204 года, но созвал курултай с участием главных военачальников и советников. На курултае большинство поддержало мнение хана, исходя из того, что до июля кони еще будут слишком слабы для ожесточенной битвы. Однако трое участников – Бельгутай, Тэмуге и Даритай, дядя Тэмуджина (недавно восстановивший доверие хана), предложили воспользоваться эффектом внезапности нападения. На этом особенно настаивал Бельгутай, доказывавший, что найманы, отягощенные стадами и гуртами, не смогут выдержать внезапного и массированного налета{371}. Наконец, Тэмуджин согласился и выслал вперед Джэбэ и Хубилая, рассчитывая напасть 17 мая 1204 года.

К сожалению, наши источники, столь детально описавшие отдельные эпизоды кампании, в целом дают нечеткое представление о ней вплоть до решающей битвы, произошедшей через четыре месяца{372}. Мы видим, что монгольская армия медленно продвигалась на запад по берегам Керулена и Толы и, пройдя в общей сложности 700 миль, подошла к землям найманов в конце июня. Первая стычка с найманами произошла западнее реки Кодасин. В битву вступили значительно более многочисленные силы Таян-хана, Джамухи и других союзников; в некоторых источниках место первого столкновения обозначается на Хангае вблизи современного Каракорума. Возможно, именно здесь Таян-хан увидел «четверых псов» Тэмуджина в действии – Субэдэя, Джэлмэ, Джэбэ и Хубилая, которых красочно описал ему Джамуха, хорошо знавший степную аристократию{373}

. Изумляясь их доблести, Таян-хан уже тогда мог почувствовать грандиозность предстоящей сечи, и его боевой дух вряд ли повысился после хвалебных речей Джамухи о военной искусности монголов. Человек с более развитым политическим здравым смыслом, которого не имел Таян-хан, обеспокоился бы тем, до какой степени Тэмуджин смог сплотить панмонгольскую конфедерацию: в этой «четверке псов» не было ни одного борджигина, Хубилай принадлежал к племени барулас, Джэбэ был тайджиутом, а Джэлмэ и Субэдэй вышли из народа урянхайцев. Однако Таян-хан предпочел пребывать в блаженном неведении. Тэмуджин, со своей стороны, понимая отставание в численности войск и усталость воинов после длительного перехода, с наступлением сумерек отошел{374}. К ночи он выпустил приказ, пообещав смертную казнь за неподчинение, и повелел каждому воину зажечь по пять костров, поставив возле них чучела, чтобы найманы, увидев этот ночной кошмар, подумали, что монголы получили большое подкрепление, и отказались от преследования

{375}.

Возможно, засомневавшись в своих способностях одолеть такого противника в бою на открытом поле, Таян-хан решил последовать фабианской стратегии: заманить монголов в найманскую глубинку Алтайских гор, где интервенты потеряют все преимущества. План возмутил военачальников, заявивших, что этот замысел смердит трусостью и может негативно сказаться на моральном духе войск. Последовали резкие и нелицеприятные выражения, обвинения в том, что Таян-хан ведет себя, как «баба»; один из военачальников даже предложил немедленно передать верховное командование Гербесу, поскольку она проявляет больше мужества, чем ее супруг{376}

. Против стратегии Таян-хана, которая, в принципе, была верна, выступили практически все; оппозицию возглавил его сын Кучлук, переманивший на сторону найманов и Джамуху. Найманскому предводителю ничего не оставалось, как согласиться с настроениями большинства.

В разгар лета 1204 года началась «игра в прятки»: Тэмуджин явно пытался измотать противника, прежде чем сойтись и уничтожить. Источники очень расплывчато отображают этот период охоты в стиле «кошки-мышки», но все основные географические координаты – гора Ксанксар Восточного Хангая, степь Саари между рекой Тола и Долон-Уул и местность между Долон-Уул и рекой Орхон – упоминаются; в сущности, мы имеем дело с регионом между Хангаем на юге и озером Хубсугул на севере{377}. Затем либо Тэмуджин загнал противника, либо Таян-хан решил остановиться и принять бой. Перейдя через Орхон, Таян-хан занял позиции подле Чакир-маут у подножья восточных склонов Наху, небольшой горы между кряжами Орхон и Бургут{378}.