Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Есть смысл еще раз напомнить о том, насколько Чингисхан смог революционизировать степное сообщество. Изначально монголы жили семьями, которые эволюционировали в кочевые группы из пятидесяти до сотни человек, переросшие в кланы, по определению означавшие фракционность и разлад. Бытовало фактическое рабство или, по крайней мере, вассальная зависимость – бедные семьи отправляли сыновей в услужение вождю клана в обмен на обеспечение средствами для существования. Такие молодые люди (их называли «отогу боолод») не могли уйти от хозяина, в отличие от свободных соплеменников{452}

. Два главных монгольских клана – тайджиуты и борджигины – постоянно враждовали по любому поводу, спорили даже по поводу того, кто из них проявляет больше милосердия в отношении крепостных (историки сделали вывод, что борджигины){453}. В каждом племени, предположительно, были традиционные «сыны света», «нируны», и менее достойные существа «дарлекины»; оба клана считали себя «нирунами», относя соперника в категорию, можно сказать, «морлоков»[48]

{454}. Взаимодействие могло быть только во время охоты за добычей или грандиозного налета. Чингис родился, когда монголы все еще платили дань цзиньцам и были «маленьким народом, глупым народом, жадными и грубыми варварами». После реформ 1206 года отдельные индивиды и целые племена сражались бок о бок с воинами, которых прежде следовало убивать: Чингисхан мудро определил безопасную численность побежденных кереитов, найманов и других племен в каждом мингане{455}

. До Чингисхана племена Монголии сражались только за поживу или в гражданской войне за наследие. После 1206 года можно было не только вдоволь поживиться добычей, но и возникла новая атмосфера в войсках, позволявшая каждому человеку прославиться без того, чтобы автоматически приписывать подвиги таланту полководца, как это случалось раньше.

Но были и негативные моменты. Вместе с водой – родословными и другими атрибутами клановой системы – Чингисхан выбросил и ребенка – включая и традицию взаимоотношений «анд», которая стала отмирать после 1206 года. Наряду с возникновением того, что мы называем государством, чему способствовала крупномасштабная мобилизация всего населения, углубилось неравенство в богатстве, статусе и рангах; парадоксально, но меритократия породила новый класс «жирных котов»{456}. Безусловно, все эти тенденции взаимно переплетались, однако именно новая вера в небывалые экономические возможности погубила значимость отношений побратимства. Как верно заметил один историк, «после унификации Чингисханом жизни в степях отмерла необходимость во взаимоотношениях анд, поскольку вожди кочевников стали неотъемлемой частью нового императива и утратили свою автономию»{457}

.

Последним необходимым дополнением к новой системе государственного устройства стало формирование собственной версии преторианской стражи – кешиктенов. О степени милитаризации нового государства свидетельствует статистика. До 1206 года у Чингисхана было 150 телохранителей: 80 ночных и 70 дневных стражей. После курултая 1206 года Чингисхан довел численность дневной стражи до 10 000 человек, утвердив, кроме того, 1000 человек ночными стражами и 1000 человек колчаноносцами{458}. Они и составляли знаменитый кешик Чингисхана. Резкое увеличение численности стражи не имело никакого отношения к безопасности: после успешного завершения монгольских войн угроза хану значительно снизилась, но именно такой железной хваткой Чингисхан брал в руки свою новую государственную систему. Для того чтобы обеспечить преданность командующих минганами, да и всех власть имущих в своем государстве, Чингисхан призвал на службу, по крайней мере, одного сына из каждой семьи фактически в качестве заложника и гаранта хорошего поведения{459}. Забирая детей в возрасте пятнадцати лет и приобщая их к нормам меритократии и безусловной верности хану, Чингис создавал воинство, абсолютно преданное ему и его государству и чуждое клановым ценностям, народным обычаям и традиционному флибустьерству. Многоплеменная элита исполняла только приказы Чингисхана.