Чингисхан как полководец и его наследие

«На курултае Кэкчу-Теб-Тенгри, сын Мунлика, знаменитый волхв, славившийся своими чудесами и пользовавшийся большим авторитетом в Монголии, сказал: „Всевышний Бог дарует тебе царство лица земного. Теперь, когда побеждены твоей десницей государи этих земель, называемые каждый Гур-ханом, и их области достались тебе, то пусть будет тебе прозвище Чингис. Ты стал Царем царей: Всевышний господь повелел, чтобы прозвание твое было Чингисхан, Царь царей и Государь государей“. — Все одобрили и утвердили это имя, и ему достались сила и могущество наисовершеннейшие, и он принадлежит к миродержцам»[71].

Значение слова «чингис» было объяснено нами в главе IV. Оно приблизительно соответствует китайскому титулу Гур-хан, который был присвоен государю Кара-Китайскому и означает «всенародный великий император». Кереитский же государь носил, как мы видели, китайский титул Ван-хана. В том, что курултай вместо этих дискредитированных иностранных прозвищ предложил своему избраннику свой монгольский титул, можно усмотреть выражение некоторой националистической тенденции, основанной на том обаянии, которое уже успело приобрести имя народа монголов.

Чингисхан, выслушав просьбу собрания, милостиво изъявил свое согласие на принятие предложенного ему титула, который впоследствии был дополнен следующей официальной формулой, вырезанной на государственной яшмовой печати[72]: «Бог — на Небе, Ха-хан — Могущество Божие на Земле, Печать Владыки Человечества»[73]

.

Из вышесказанного видна та роль, которую сыграл в избрании Чингисхана Кэкчу, указавший курултаю на Божественное предопределение в возвышении Темучина из скромного вождя племени до властелина объединенных народов монгольского корня. В это предопределение верил и сам избранник курултая, что видно из произнесенной им вдохновенно и с присущим ему ораторским талантом ответной речи на предложение ему титула Чингисхана. Вот его слова: «Вечно Синее Небо повелело мне править всеми народами. Покровительством и помощью Неба я сокрушил род кереитов и достиг великого сана. Моими устами говорит Мёнке-Кёкё-Тенгри (Вечно Синее Небо)». В девятиножное белое знамя вселяется гений-хранитель рода Чингиса, это «сульде» — знамя будет оберегать его войска, водить их к победам, покорит все страны, потому что Вечное Небо повелело Чингисхану править всеми народами. Чингисхан царствует «Силою Вечного Неба» (Мёнке-тенгрин-кючин-дур)[74]. Таким образом, Чингисханом для своего возвышения было очень ловко использовано влияние, которое имел на монгольский народ — в том числе в сильной степени и на его аристократию — волхв Кэкчу. Сомнительно, чтобы сам Чингисхан верил в чудеса и вообще в оккультные дарования этого мнимого пророка (по крайней мере он не постеснялся впоследствии устранить его со своей дороги, когда влияние того настолько усилилось, что грозило ослабить авторитет самого хана), но пока Кэкчу признавался полезным для целей, преследуемых Чингисом, последний дорожил своим шаманом, скрепив его, между прочим, браком, в который вступила его мать, вдова Оелун-Эке, с отцом Кэкчу — Мунликом[75]

.

Чингисхан тогда же на курултае раздал награды и назначил на должности своих сподвижников, потрудившихся с ним в созидании царства: пожаловал 95 военачальникам ханские ярлыки на звание темников, не дал лишь ярлык своему ближайшему сподвижнику Богурчи-нойону, сказав: «Степень его ниже ханов, но выше темников и харачудов, зачем ему ярлык?»[76]

Кроме веры в свою божественную миссию на земле, Чингисхан верит и в великую будущность своего родного монгольского народа, который своими редкими качествами способствовал вознесению его, хана, на такую недосягаемую высоту. Он считает своим долгом всенародно засвидетельствовать о заслугах этого племени перед императором и государством. Монгольский историк Санан-Сецен приписывает ему следующие слова, сказанные на том же курултае 1206 года:

«Этот народ биде (монголы), который, несмотря на все страдания и опасности, которым я подвергался, с храбростью, упорством и приверженностью примкнул ко мне, который, с равнодушием перенося радость и горе, умножал мои силы, — я хочу, чтобы этот, подобный благородному горному хрусталю народ биде, который во всякой опасности оказывал мне глубочайшую верность, вплоть до достижения цели моих стремлений, — носил имя „кеке-монгол“ и был самым первым из всех, живущих на земле!»

— С этих пор, — прибавляет Санан-Сецен, — народ этот (численность которого при Чингисхане достигала 400 000 душ) получил название кеке-монгол[77].

Санан-Сецен, один из первых монгольских историков, торжественно повествует: «Чингисхан принялся учреждать порядок и законы для своего огромного народа, на твердые столбы ставил царство и державу, милостиво давал „рукам работать свое, а ногам свое“, росло счастье и благополучие его народа и достигло такой степени, что никогда не пользовались таким счастьем и благополучием подданные кагана».